В кофейне Уагхорна Даниель взял чашку кофе и газету, отчасти чтобы читать, отчасти чтобы отгородиться от разговора; его грызло подозрение, что могавку поручено ещё и развлекать гостя беседой. Парламентский гомон накатывал с грохотом, как прибой. Говорили о чём угодно, кроме того, что происходит на самом деле: в основном о законопроектах, которые рассматривали в прошлые несколько недель. Чаще других упоминались билли «О мерах по преодолению раскола в церкви» (любимое детище Болингброка), «Об определении долготы» (Роджера), «О пресечении деятельности неангликанских религиозных объединений», нестареющая тема шерстяной мануфактуры, бесконечные поправки, многочисленные разводы, спорные имения, дела о несостоятельности, а также то, что стали называть «Пять С»: Сбор ополчения, Снижение процентов, Содержание шотландских епископов, Сдерживание папизма и (несколько притянуто) законы, Связанные с бродяжничеством. Всё это было либо пустое сотрясение воздуха, либо шифр, в котором каждый законопроект служил завуалированным намёком на лицо, его предложившее.

Он понял, что больше не в силах выносить дым и крики, примерно тогда же, когда его мочевой пузырь (не отличавшийся крепостью) начал жаловаться на выпитый кофе. Даниель бросил газету, увидел, что могавк куда-то исчез (возможно, его позвали в набег на верховья Гудзона), встал и пошёл искать место, где можно помочиться. Это оказалось несложно (труднее было бы найти место, где мочиться нельзя). Затем Даниель принялся прохаживаться по Расписной палате и Длинной галерее. В итоге его чуть не вымели вон при расчистке помещений, предпринятой по указанию палаты общин. Он был уже почти на улице, когда другой могиканин разыскал его и провёл обходными путями через залы комитетов в палату лордов, где поставил среди клакеров Роджера с напутствием вести себя так, будто он здесь по праву.

На Даниеля нахлынули нехорошие предчувствия. Он видел, как покатилась голова Карла I. Был с Карлом II почти до последнего вздоха, героически отбивая яростные атаки лейб-медиков. Наблюдал, перебарывая соблазн включиться, кабацкую драку, в которой Якову II расквасили нос и которая более или менее положила конец его царствованию. Благоразумно переждал за океаном смерть Вильгельма и Марии. Теперь он снова здесь и к нему несут королеву. Что, если её угораздит испустить дух именно сейчас? Обратятся ли все взоры к нему? Разорвут его на части прямо в здании парламента или доставят в Тауэр, чтобы обезглавить там? Вспомнят ли, что он недавно въехал в город вместе с некой иноземной принцессой, явившейся инкогнито и без приглашения?

Эти и другие мрачные думы так захватили Даниеля, что он почти не заметил внезапной тишины, наступившей с появлением вычурного портшеза. Его (как и всех вокруг) удостоила своим присутствием королева! Исторический момент! Или по крайней мере такой, который войдёт в анналы. И всё же Даниеля охватила досадная неспособность прочувствовать величие мига. Собственные мысли были ему куда интереснее — знак того, что он слишком много о себе мнит?

Другие (полагал Даниель) способны жить настоящим мгновением и переживать его непосредственно, как животные. Какой предстаёт им торжественная церемония тронной речи? Яркой, впечатляющей, завораживающей? Ему никогда этого не узнать. Даниель видел только больную старуху в зале, полном взбудораженных, давно не мытых мужчин.

Клуб «Кит-Кэт». Час спустя

Исаак должен был думать, что во всех помещениях царит молчание, поскольку любое помещение стихало, стоило ему войти.