— Не люблю, — согласился доктор. — К тому же, учитывая тот факт, что скоро приедет ваша дочь, вам придется отказаться от некоторых своих дурных привычек. Я говорю не о пьянстве.

— В чем-то вы правы. Приедет Элен и узнает, что ее отец шляется по борделям. Что она тогда обо мне подумает? Родительский долг, знаете ли, штука непростая. Как думаете, я смогу исправиться?

— Сомневаюсь, — покачал головой Аиртон.

— Вот и я тоже. Надеюсь, что вместе с внешностью она не унаследовала характер своей матушки.

Вокруг них снова шумела улица. Некоторое время они шли в молчании, пока не оказались на рыночной площади. У храма толпился народ. Мастеровые в синих хлопковых одеждах хохотали и энергично размахивали руками. Более знатный люд в коричневых платьях и черных жилетах с интересом смотрел на разворачивающееся действо. Сквозь крики и улюлюканье до Дэламера и Аиртона доносились звуки тромбона, играющего знакомый гимн «Вперед, Христовы воины», который старательно выводили женщина и семеро детей. Ими дирижировал высокий светловолосый мужчина. Толпа собралась поглазеть именно на них.

— Простите, старина, но я умываю руки. Сами понимаете, такой день… Меньше всего мне хочется лицезреть, как эта безумная семейка пытается обратить дикарей в истинную веру.

— У них не очень-то получается, — заметил доктор. — К стыду своему, соглашусь с вами, но все же нам надо быть терпимыми и снисходительными.

— Терпимость — ваша вотчина. По мне, так они позор рода человеческого.

— С точки зрения белого — да, — кивнул Аиртон, — но ведь они искренни. Дэламер, пока вы не откланялись… Я еще раз хочу сказать, что страшно рад новостям, а когда ваша дочь приедет, Нелли просто сойдет с ума от счастья. Она может, если захочет, поработать у нас в больнице — дел там на всех хватит. Давайте устроим торжественный обед в честь нее и… не напомните, как зовут того молодого человека? Кабот?

— Именно. Том Кабот.

— Обед можем устроить сразу, как только они приедут. Нелли будет играть на фортепьяно, а я уговорю герра Фишера взять на себя скрипичную партию. Вечер получится просто чудесным. Ведь надо устроить новичкам настоящую встречу?

— Спасибо, Аиртон. Буду с нетерпением ждать этого вечера. — Дэламер было повернулся, собираясь тронуться прочь. Неожиданно он расплылся в улыбке и снова хлопнул доктора по спине с такой силой, что у бедолаги перехватило дыхание. — Знаете, до сих пор не могу поверить. Ко мне приедет дочка!

С неохотой доктор стал пробираться к семейству Милуордов. Аиртон был миссионером-медиком и главным образом занимался скорее врачеванием человеческих тел, нежели душ. И все же, несмотря на это, он испытывал чувство ответственности за своих коллег-евангелистов, даже если они принадлежали к другой миссионерской организации. Милуорды были американскими конгрегационалистами, приехавшими три года назад из Нью-Джерси и не имевшими ни малейшего представления о том, что представляет собой работа миссионера. Доктор даже не представлял, к какой миссионерской организации они принадлежали. Они не получали ни денег, ни писем. Насколько Аиртон знал, семейство Милуордов, как это ни парадоксально, содержал буддийский монастырь.

Нехватка профессионализма с лихвой компенсировалась упрямством, идеализмом и слепой верой. Септимусу Милуорду было под сорок. Это был мужчина высокого роста с длинными руками и ногами, узким неулыбчивым лицом; он носил круглые очки. Круглые очки вообще являлись отличительным признаком всего семейства.