В серой «Волге» полковника Голубкова, приткнувшейся во дворике особняка рядом с «Ауди‑80» генерал‑лейтенанта Нифонтова, на откинутом кресле дремал водитель, проторчавший перед этим почти три часа в Шереметьево‑2 в ожидании «Боинга» из Каира, застрявшего где‑то на полпути из‑за плотного тумана. Шофер «ауди», тоже осоловевший от ожидания, перекуривал и вяло трепался с охранниками в штатском, дежурившими у ворот. Время от времени он поглядывал на окна нифонтовского кабинета в надежде, что вот‑вот свет погаснет и можно будет скоренько забросить шефа в Сокольники и самому отправляться домой – в микроволновке его ждал ужин, а в холодильнике потела едва початая бутылка кристалловского «Привета».
Но окна не гасли. Нет, «пик‑пик‑пик‑пик», не гасли. Да о чем же, «пик‑пик», можно столько п….ть?!
Нифонтов молчал. Молчал и Голубков. Он понимал, что шефу нужно время, чтобы хоть немного освоиться в лавине обрушившейся на него информации.
– Твою мать! – произнес наконец начальник УПСМ, как бы подводя предварительный итог своим напряженным раздумьям. – Красиво, черт! Лихо, ничего не скажу. Как же мы с тобой, Константин Дмитриевич, до этого не додумались?
– Мы и не могли додуматься. А если бы даже додумались – толку? Блюмберг прав: это можно сделать только всем вместе.
– Можно, думаешь? – переспросил Нифонтов. – Да ты не дергай, не дергай плечами!
У тебя была уйма времени на анализ. Мог бы и определиться!
– Я‑то определился. Только мое мнение мало что значит.
– Сейчас меня интересует твое мнение. И ничье другое! Реален план? Можно его осуществить?
– Можно, – кивнул Голубков. – Но очень трудно.
– Очень трудно, на все‑таки можно? – уточнил Нифонтов. – Только ты, Константин Дмитриевич, отдавай себе отчет в том, что говоришь. Полный отчет. Ты – начальник оперативного отдела. И тебе этот план реализовывать. Понял? Тебе!
– Ты прав, у меня было время подумать, – проговорил Голубков. Он машинально вытащил сигарету из пачки «Космоса» и тут же засунул ее обратно. – Не могу, в горле уже першит, – мимоходом объяснил он свой жест. – Да, хватило времени. Пока летели, пока куковали в Афинах – Шереметьево не принимало. Поэтому я говорю сейчас о твоих трудностях, а не о моих. Ты только прикинь, сколько людей и какого уровня придется задействовать с нашей стороны. Начиная с Совета безопасности, кончая… Даже не знаю кем. И теперь сам ответь, реален ли этот план.
Нифонтов поднялся из‑за письменного стола, постоял у окна, всматриваясь в уличные фонари, потом прошел к дверям кабинета и сел в дальнем конце стола для совещаний – там, где обычно садились самые младшие по званию и должности сотрудники управления. Голубков не понял, намеренно он это сделал или так получилось само собой, по чистой случайности, но картина обрела недвусмысленную символику. Из своего начальственного кабинета Нифонтов словно бы переместился в другой кабинет, о котором Голубков не знал ничего, кроме того, что он есть, и в котором место генерал‑лейтенанта Нифонтова, одного из самых опытных контрразведчиков России, было как раз там, где он сейчас и сидел – в самом дальнем углу.
– «Пик» нам дадут это сделать, – подвел Нифонтов итог очередному этапу своих напряженных раздумий. – «Пик» с маком, понял? И фунт прованского масла. Ни один «пик» с бугра на это не пойдет. Ни один? Да что же это за «пик‑пик‑пик» жизнь?!
– неожиданно вырвалось у него из самых тайных душевных глубин. – До каких же пор мы будем зависеть от разного «пик‑пик» говна?! Кончится это хоть когда‑нибудь?
Можешь ты мне, Константин Дмитриевич, на это ответить?
– Кончится. |