– Погодите‑ка, вы ведь не моя Натома? Это же противоречит здравому смыслу. Я же видел, как она погибла в то утро! Кто вы такая, черт побери?

Она кинулась ко мне, обняла и зарыдала, надрывно взвизгивая, как будто хирург‑оборотень кусал ее за ягодицы. Наконец среди всхлипов и вскриков стали проскальзывать отдельные слова:

– Гилель! Гилель! Сюда! Быстро! Он нашел Эдуарда Курзона!

Гили съехал с палубы вниз по перилам и подбежал ко мне. Он наступил на тарелку из севрского фарфора, которую девушка, будучи в расстроенных чувствах, неосмотрительно поставила на пол. Тарелка тенькнула и разломилась под ногой.

– Привет, Гинь! – радостно воскликнул жгучий носатый брюнет. – Черт, вся нога в бобах с соусом!

– Что происходит, черт возьми? Полчаса назад я своими глазами видел, как Натома погибла в Чарлстоне. А теперь она здесь, со мной, на этой качающейся штуковине…

– Это шхуна, – сказал Гилель. – Парусная. Никаких механизмов, никакой электроники. Мы на середине озера Мичиган.

– И ты это ты, а эта красавица‑Натома… Натомочка, я тебя люблю, как и прежде, – с безумной силой, но не надо обнимать меня так крепко. Позволь мне вздохнуть минутку и собраться с мыслями. У меня тысяча вопросов. Во‑первых, что за бред про озеро Мичиган? Оно Бог весть когда пересохло, как и озеро Эри!

– Не до конца. Осталась лужа длиной миль сто – и мы как раз посередине этой лужи, где электронные машины за нами не следят.

– Каким образом ты умудрился перенести меня сюда за полчаса. Вечный Проказник?

– Не совсем за полчаса. Потребовалось три месяца.

– Три ме…

– Видите, миссис Курзон, я же говорил вам, что у него будет полная потеря памяти.

– Не хочешь же ты сказать… что я… о, Натома, сойди, пожалуйста, с меня, я должен встать.

Они развязали меня, и я встал. Меня шатало – не только от качки. Сделав несколько неуверенных шагов, я опять сел на кресло.

– Ребята, рассказывайте все, а то у меня голова кругом идет, – взмолился я.

– Рассказывать особо нечего. Взрыв челнока и уверенность в гибели жены спровоцировали у тебя невероятной силы эпилептический припадок.

– Но я же выкарабкался?

– Да, в состоянии безумия. Эпилептическая горячка. Полная утрата памяти. Полная утрата моральных тормозов. А также утрата человечности.

– Господи! А что было потом?

– Ты стал Капо Рипом.

– Кем‑кем?

– Самым подлым и хитрым заправилой преступного мира. Я бы не хотел восстанавливать в твоей памяти подробности твоей жизни в этом образе. Впрочем, мне мало что известно. А знал бы – все равно не стал бы рассказывать. Так что поставим крест на этом болезненном прошлом.

– Иными словами, я превратился в подобие низменного Секвойи.

– Не смей так говорить. Хинь!

– Теперь, Натома, я верю, что отсутствовал три месяца – как правильно ты уже щебечешь на двадцатке!.. А касательно твоего брата – правда глаза колет. Он пытался убить меня. Он пытался убить тебя. Кто, кстати, спас тебя?

– Я увидела, что ты задерживаешься, и выскочила из челнока буквально за несколько секунд до взлета. Взрывная волна контузила меня, и я потеряла сознание. К тому времени, когда меня нашли рядом с обломками, ты уже пропал.

– А потом?

– Я взяла в резервации четырех отважных индейских парной, и мы нашли тебя в уголовном подполье. Потом я нашла в Джи‑Эм с Гили и ввела в курс событий. А он устроил все остальное.

Я угрюмо зыркнул на мою верную женушку.

– Извини, но мне придется пришить твоего братца‑разбойника.