– Унеси ее, я сейчас приду. – Я заметила рабыню по имени Анджелина в дальнем конце холла и поспешила поймать ее. Отдав распоряжения, я кинулась обратно к лестнице, остановившись по пути на секунду, чтобы заглянуть в малую гостиную.

Комната была пуста, однако оставленные стаканы из-под пунша и сильный запах табака заставляли предположить, что Иокаста здесь кого-то принимала. Ее корзинка с шитьем стояла открытой, с краю, грубо вытащенная, беспомощно свисала какая-то недовязанная вещица, похожая на дохлого кролика.

Наверное, это дети, подумала я. Несколько клубков шерсти были разбросаны по паркету, от них тянулись разноцветные нитки. Я замялась на пороге на секунду, но инстинкт был слишком силен – я торопливо наклонилась и сбросила клубки обратно в корзину. Я стала было укладывать недовязанную вещь сверху, но, вскрикнув, одернула руку. Из небольшого пореза на большом пальце сочилась кровь. Я положила палец в рот и с силой пососала ранку. Одновременно с этим я осторожно запустила вторую руку в глубину корзины, чтобы понять, чем я порезалась. Ножик, маленький, но рабочий. Скорее всего, предназначенный для того, чтобы обрезать нитки. Обнаружив на дне кожаные ножны от него, я вложила в них лезвие; после этого я взяла шкатулку с иголками, за которой пришла, и, прикрыв корзинку, поспешила к лестнице.

Алан Макдональд завершил свою короткую речь: снаружи раздались громкие аплодисменты, сопровождаемые одобрительными выкриками на гэльском.

– Проклятые шотландцы, – пробормотала я. – Они когда-нибудь начнут учиться на своих ошибках?

Но у меня не было времени раздумывать о последствиях пламенных речей семейства Макдональд. К тому времени, когда я достигла верхней ступеньки, один раб был позади меня, пыхтя под грузом моего медицинского чемоданчика, а другой в начале лестницы, аккуратно поднимаясь с кастрюлей горячей воды из кухни.

Иокаста сидела в своем кресле, сложившись пополам и громко стоная, ее губы были сжаты в тонкую нитку, а руки беспомощно и бесцельно двигались в растрепанных волосах, как будто она хотела схватиться хотя бы за что-нибудь. Джейми поглаживал ее по спине, бормоча утешения по-гэльски, мое возвращение явно стало для него облегчением.

Я давно подозревала, что причина слепоты Иокасты кроется в глаукоме – растущем давлении внутри глазного яблока, которое без лечения приводит к повреждению зрительного нерва. Теперь я была уверена в диагнозе. Более того, я знала, какая разновидность глаукомы это была: Иокаста явно страдала от приступа остро-угловой глаукомы, самого опасного типа.

От глаукомы пока не было лекарства, саму болезнь откроют только через некоторое время. Но даже если бы лечение было возможно, для Иокасты это не имеет значения – слишком поздно, слепота уже неизлечима. Как бы там ни было, в моем распоряжении имелось одно средство, и я понимала, что мне придется его применить.

– Возьми отсюда немного и замочи в воде, – сказала я Анджелине, хватая банку с канадским желтокорнем из своего чемоданчика и передавая ей. – А ты, – я повернулась ко второму рабу, – вскипяти еще воды, найди чистых повязок и положи в кипяток.

Отдавая распоряжения, я вытаскивала из своего чемоданчика маленькую спиртовую лампу. Огонь в очаге погас, но угли по-прежнему тлели; я наклонилась и подожгла фитиль, а затем открыла шкатулку с иглами из гостиной и достала самую большую, трехдюймовую, для починки ковров.

– Ты же не… – начал Джейми и прервался, сглатывая.