Собравшиеся полицейские долго ломали себе головы над этим письмом. Понятно, что на похороны соберется по крайней мере половина всего населения города, и убийце легко будет оставаться незамеченным. Тем более, что его никто не знает в лицо. При его наглости и безнаказанности никто не сомневался, что он исполнит свое обещание.

— Единственный человек, который мог бы его узнать, не будет на погребении. Но я дам ему еще один шанс.

— Вы уверены в том, что узнаете убийцу? — осмелился спросить Мяч.

— Нет, я еще не уверен. Для окончательного решения мне нужны еще три вещи: один сентиментальный разговор, гребенка и одно глупое письмо. Не трудитесь понимать. Вы справлялись о здоровье фрау Эльзы?

— Она чувствует себя значительно лучше после ваших порошков, скоро, кажется, выздоровеет.

— Ей осталось жить не более недели, — возразил Горн.

Мяч остолбенел.

— Как? После обыкновенной простуды? Она ведь еще не старая женщина.

— Есть различные яды, — начал Горн, как бы разговаривая с самим собой. — Вернее и безопаснее всего действуют восточные или завезенные в Европу из Африки. Царствующие дома средних веков наглядно показали их применение. Борджиа и Медичи. Яд, которым был отравлен Генрих Третий, был любимым средством Екатерины Медичи. С его помощью она убрала с дороги всех людей, мешавших ее планам. Родина его — Африка. Им пользуются негритянские племена, поклоняющиеся Великой змее. Как это ни странно, он существует еще и в России, на берегах Оби. Им можно отравить вещь, которую носит или пользуется жертва. Это может быть, например, платье, книга. Генрих отравился, перелистывая книгу с охотничьими гравюрами — подарком матери-королевы. Этим ядом можно отравить даже воздух, влив несколько его капель в лампаду или ночник. Попав тем или иным способом в кровь, яд действует медленно, но верно: спасения нет. Начинаются приступы лихорадки, высокая температура, сердцебиение, удушье, бред. Потом резкий упадок сил, головокружение, кровавая испарина, известная в медицине только как следствие очень редкой болезни — гемофилии, то есть плохой сворачиваемости крови и кровоточивости сосудов. И еще один характерный признак: зеленоватый цвет кожи, отделяющейся при малейшем прикосновении хлопьями.

— И вы уверены, что фрау Эльза отравлена именно этим ядом? — спросил напряженно слушавший Мяч.

Горн вынул из стоявшей на столе коробки маленький пакетик и, открыв его, показал крохотную ягодку, напоминавшую малину.

— Что это, по-вашему?

— Гм… малина, кажется. Ну, конечно, она.

— Совершенно верно, это она, но отравленная аква-тофаной.

— Какое же отношение может иметь к этому делу фрау Эльза?

— Может быть, вы разрешите мне вначале проверить свои предположения? Я люблю утверждать что-либо только наверняка.

Известие о полученном Горном письме быстро распространилось по городу.

В день похорон толпы любопытных устремились на кладбище. Все ожидали чего-то необычайного, как зрители в цирке, каждую минуту ждущие, что вот-вот жонглирующий на воздушной трапеции под куполом цирка акробат сорвется и рухнет на арену. Напряженные нервы искали выхода. Собравшиеся беспокойно оглядывали друг друга, подозрительно следя за поверенным полиции. Без слез нельзя было смотреть на засыпанный цветами катафалк с белым глазетовым гробиком.

Но любителям сильных ощущений не довелось развлечься. Торжественная церемония прошла без всяких инцидентов. Усиленный наряд пешей и конной полиции поддерживал стройность шествия.

К концу церемонии подъехал закрытый черный автомобиль, при виде которого многие настороженно повернули головы. Высокий бледный человек с усталым безразличным лицом возложил на могилу венок и, обратившись с краткими словами соболезнования к матери покойной, медленно пошел к выходу.