Что же это за место? Куда я попал?

Прежде всего меня удивил запах яблок и апельсинов и, может быть, корицы, во всяком случае, чего-то сладкого и незнакомого. Здесь не пахло нечистотами, и от этого мне стало хорошо.

Я оказался в длинной просторной комнате со стеклянной раздвижной дверью посередине, которую, как я потом понял, можно закрыть, чтобы получилось две комнаты. Теперь эта дверь была открыта и здесь было намного больше места, чем во всем доме Мери Бриттен. Там, в сырой с низким потолком крохотной комнатушке мы делили на троих одну кровать и два стула. А здесь было столько мягкой мебели, что хватило бы половине всех тех, кто живет в нашем небольшом дворе. В этой комнате стояли кресла, кушетки, диваны и диванчики, названия которых я не могу тебе перечислить, потому что впервые их видел. В полном восторге я попробовал посидеть на каждом из них, и только теперь, столько лет спустя, подумал, какой грязный след я на них оставил.

Да, а как же дверь? Ведь Сайлас ждет меня за нею.

Легко сказать — открыть заднюю дверь дома, ведь он мне не сказал, где она и как ее найти. Он и сам не знал дом изнутри, а дверь оказалась на лестничном пролете, ниже кухни, и чтобы попасть в кухню, надо было спуститься по длинной лестнице с другого коридора.

Но когда я наконец нашел дверь, моя работа на этом не закончилась. Мне было всего шесть лет, и я не был слесарем, а передо мною было немало цепочек и засовов, на которые, только чтобы разобраться, у меня ушло не менее пяти минут без чьих-либо инструкций, кроме брани Сайласа за дверью. Наконец я снял последнюю цепочку.

Дверь распахнулась, и ее ручка ударила меня прямо в лоб. На какой-то момент я потерял сознание.

Когда я пришел в себя, Сайлас потрепал меня по голове, потянул за уши и спросил, не хочу ли я, чтобы его сослали в Америку? Я сказал, что не хочу этого и что я делал все, что мог и как мог, и еще что я чуть не умер в этом дымоходе. Я был так расстроен и обижен, что он подобрел и даже дал мне свой носовой платок утереть слезы. Затем он зажег маленькую свечу, которую прятал в кармане, и велел мне следовать за ним, чтобы поучиться тому, за что потом благодарить его буду.

За то время, пока я был в беспамятстве, несколько его подельников разбежались по дому и уже делали свое дело. Сайлас же провел меня мимо кухни в большую комнату, которая, как он сказал, принадлежала дворецкому, и, подняв повыше свою свечу, удовлетворенно свистнул.

При неровном свете светильника я сначала увидел довольную, во весь рот, ухмылку Сайласа, а потом уже то, что вызвало ее: три буфета, массивных, больших, как галеоны, наполненных серебряной посудой, мерцающей в темноте, как множество лун — супницы, блюда, подсвечники, большие, как щиты, подносы, — все это блестело за запертыми стеклянными дверцами.

— Вот, — промолвил ласково Сайлас. — Вот вы какие, мои душеньки-милашки.

Я сначала подумал, что он говорит со мной, но потом понял, что это он разговаривает с серебряной посудой.

— Вот ты где, моя прекрасная холодная маленькая красавица.

Он приближался к серебряной тарелке так, как человек подходит к алтарю.

— Это дядюшка Сайлас пришел пригласить тебя на танцы в Сити-роуд.

Продолжая ласково приговаривать, он легонько вытянул из рукава длинную стальную «фомку», которую, очевидно, прятал всю дорогу.

— Моя маленькая славная сучка, — прошептал он и вдруг грубо набросился на замок и стал взламывать его, не переставая чертыхаться сквозь свои кривые зубы, пока первый замок со страшным скрипом и скрежетом не был вырван и буфет открыл все свои секреты.