Она ответила всего через каких-то двадцать минут — с визгом и кряком ярости оттого, что её разбудили, возводя хулу на странных богов. В отдалении я слышал её подлого пуделька Письпарту, вплетающего своё брехливое сопрано  в общий гвалт; меня сразу же обуяла тоска по дому.

Я успокоил миссис Спон несколькими хорошо подобранными словами, и до неё вскоре дошло, что я звоню по делу, а не просто, чтобы её позлить. Я сообщил ей, что Джок должен быть на «Rancho de los Siete Dolores» ко вторнику, чего бы это ни стоило, и она обязана за этим проследить. Она пообещала. Проблема добычи американской визы за несколько часов — ничто для такой женщины как она: однажды ей удалось добиться частной аудиенции у Папы, лишь постучавшись в дверь и сказав, что её ожидают. Говорят, Папа едва не дал ей контракт на косметический ремонт Сикстинской капеллы.

Знание того, что Джок меня встретит, утихомирило мои худшие страхи; теперь мне оставалось лишь добраться до финиша самому, не оставив кровавых следов.

Я провалился в беспокойный сон, странным образом переплетённый с эротическими грёзами.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Чаю утром не было, но я стоял на самом пороге старого Запада и сознавал, что мне следует терпеть лишения. «Пионеры! О, пионеры!»  — как никогда не уставал восклицать Уолт Уитмен.

Ни стойка портье, ни гараж ничего отрапортовать не могли, поэтому я поковылял вдохнуть свежего воздуха и посмотреть, не кишат ли окрестности «бьюиками» цвета окиси кобальта. Вместо авто я отыскал нечто вроде бара, в витрине которого рекламировалось другое нечто — под названием «Особый Завтрак Скотовода Старой Оклахомы». Кто бы тут устоял? Вот и я не смог.

ОЗССО оказался толстым стейком, почти сырым, ломтем соленой грудинки размером и формой с мой кулак, горой горячих домашних  хлебцев, кофейником прежёстокого кофе и четвертинкой ржаного виски. Ну что — я человек, скроенный из железа, как вы уже осознаёте, но признаюсь: я заскулил. Однако деваться было некуда: бармен и повар буфета налегли на стойку, наблюдая за моими грядущими достижениями с нескрываемым интересом.  На их лицах читались суровость и вежливость, но также и надежда. Честь Британии стала заложницей моих ножа и вилки. Я разбавил немного кофе немногим виски и выпил, подавив в себе рвотные позывы. После чего нашёл в себе силы отщипнуть кусочек от горячего хлебца, затем глотнул ещё немного кофе, после чего — уголок грудинки и так далее. Аппетит к тому, что ему скармливали, возрастал, и вскоре — к изумлению моему и очевидцев — даже сам стейк пал под моим луком и копьём. Именно из таких сцен рождается величие Британии. Я принял бесплатную выпивку от бармена, сурово пожал всем руки и с честью удалился. Не все Послы сидят в Посольствах, знаете ли.

Значительно подкрепившийся, я забрал «роллс» и обратился лицом к Златому Западу, Лионессе  наших времен, колыбели великой американской сказки. В полдень я пересёк границу штата в районе Техасского Выступа — торжественный миг для любого, кто в детстве каждую субботу по утрам скакал с Одиноким Рейнджером.

Не забывая о скотокраде, что мчался по моим стопам верхом на «бьюике», я принялся покупать по несколько галлонов горючего почти на каждой заправочной станции, тщательно расспрашивая везде, как проехать в Амарилло — что лежал строго на западе по той же дороге. И точно — небесно-травяной автомобиль пронёсся мимо меня где-то между селениями Маклин и Грум; водитель его не смотрел ни влево, ни вправо. Его явно удовлетворял мой пункт назначения, и он намеревался служить мне «передним хвостом» до самого Амарилло.