– А так что, они ничего не получат? - я как-то совершенно об этом не задумывался.

– Ну а как же они получат-то? По какой ведомости? Мы же с тобой даже трудовой договор не составляли.

– Действительно не составляли! - я опешил. - А как же я у вас полгода пахал без трудового договора?

– Ох, мое упущение. Виноват я, Аркашенька. Да и ты не напоминал.

– Я думал вы там сами… Думал у вас там есть что-то такое на меня… Записано…

– Да откуда же? И поэтому деньги за модуль никак я не смогу перечислить.

– А если я сейчас подпишу договор?

– Слыханное ли дело подписывать посмертно? Да и работу ведь ты не закончил, правильно?

– Хорошо, а если я ее закончу, то как тогда?

– А тогда элементарно. - Михалыч оживился, - Мы оформляем договор на твою мать… на мать твою… на маму Галкина. И ей выплачиваем четыреста.

– Шестьсот, как в смете.

Михалыч густо покраснел.

– Ну Лосев! Да конечно, мы же тебя решили премировать… - он совсем потупился.

– И давно решили? - я внимательно глянул в глаза Михалычу.

Михалыч снова покраснел и отвел взгляд.

– Аркашенька, не надо так зло, не надо… Много ли я нажился на чужом труде? - он кивнул на свой потрепанный допотопный портфель, лежащий на столе.

– То есть вы себе на новый портфель отложили из сметы?

– Аркадий, значит так. - Михалыч решительно уперся обеими пухлыми ручками в столешницу, - Если ты закончишь эту работу, я выдаю твоим родителям четыреста, а нет, значит нет.

– Значит нет. Кого-то учит жизнь, а меня учит смерть. - я повернулся к двери.

– Хорошо пятьсот!

– Раньше надо было думать.

– Ну за шестьсот я найду троих программистов, ты думаешь один такой умный студент нашелся?

– Найдите, Михаил Германович, найдите.

– Хорошо, по ведомости.

– Нет.

– Твоим родителям помешают шестьсот? Да они сейчас на твои похороны больше потратят. Подумай о родителях, Аркаша, они ведь теперь одни остались!

Я помолчал.

– Хорошо, я добью этот модуль. Только чтобы Лосева духу не было в отделе - дайте ему отгул на неделю.

– Спасибо тебе, Аркаша, ты золотой человек. Отдел будет вообще пуст, мы все возьмем отгул чтобы тебе не мешать.

– И скажите вахтерам института, что я здесь буду оставаться на ночь - пусть не гоняют как обычно в десять.

– Ну нежильцов вахтеры и не гоняют. Золотой человек!

Весь день и всю ночь я просидел за компьютером. Я боялся, что мне захочется спать, глаза будут закрываться сами собой, и снова появится сиреневый коридор, но спать совершенно не хотелось. Вечером когда НИИ опустело, я звонил домой - мама по-прежнему рыдала в трубку, звонил Юльке - подошла ее сестра и сказала, что Юлька в жутком состоянии, наглоталась снотворного и легла спать.

За окном поднимался рассвет, розовое марево плыло из-за крыш домов. Наступали вторые сутки. Приходил Михалыч, цокал языком, говорил что-то насчет золотого человека. Ушел чтобы не мешать. Работалось легко. Ближе к вечеру я позвонил в офис Юльке, но Григорий сказал, что ее нет на работе. Тон у него был странный - одновременно вежливый, печальный и самодовольный. Звонил домой Юльке, но дома никто не брал трубку.

На вторую ночь пришла старушка-вахтерша. Сначала она подняла крик о нарушении режима, затем узнала что я нежилец, посочувствовала, обещала поставить свечку в церкви.