Едем с королем русского репортажа на наш импровизированный полигон.

Одалживаю Гиляровскому смирную лошадку – не пешком же ему тащиться, а тачанки у меня все при деле, да и не для пассажирских разъездов они.

Мой барабашка-ординарец на своей коняге держится чуть позади, готовый выполнить первый же приказ или распоряжение.

– Владимир Алексеевич, откройте тайну, что за французский прием вы использовали, чтобы вывернуться из захвата моего казака?

– Да особой тайны тут нет. Только прием не французский, а… японский.

– Вы бывали в Японии?

– Не довелось. Но был у меня учитель – дядька Китаев, беглый матрос. Этакий квадратный человечище… Руки, как у обезьяны, длинные. Лет шестьдесят ему было, мне, подростку, он казался тогда каким-то сказочным богатырем.

– Так уж и богатырем?

– На медведя без ружья ходил с одним ножом. Медведь на задние лапы, пасть разинет, дядька Китаев ему полушубок в зубы, ножом – прямо в сердце. С одного удара валил. Десяток мужиков с ним совладать не мог. Расшвыривал их, как котят, и матерился не то по-японски, не то по-китайски. Теперь уже и не понять.

– Фантастическая личность, – восхищенно присвистываю я.

– Не то слово. Его еще в юности забрили в матросы, так он в каждом порту устраивал драку, через это и зубы все потерял. В конце концов, провинился так, что его приговорили к расстрелу. А он в море кинулся и того… Попал к японским рыбакам. Потом несколько лет жил в Китае. Он меня и научил многим премудростям, да и вообще к гимнастическим упражнениям приохотил.

Гиляровский, помолчав, добавляет:

– Никто мне, кажется, не помог так в жизни моей, как Китаев своим воспитанием. Сколько раз все его науки мне вспоминались, а главное, та сила и ловкость, которую он с детства во мне развил.

Владимир Алексеевич роется в карманах, выуживает пятак, зажимает его меж пальцами и сгибает пополам. Протягивает мне.

– Разогнете?

Я верчу монету в руках и так и этак, пытаюсь… Хрен бы там!

Как он это делает? Фантастика!

С сожалением мотаю головой, возвращаю монету Дяде Гиляю.

– Увы…

Тот усмехается и разгибает ее обратно. Протягивает мне.

– Держите, Николай Михалыч, на память.

– Спасибо. Будет моим талисманом.

Бережно убираю монетку в нагрудный карман кителя. Забрасываю удочку на будущее:

– С удовольствием бы взял у вас несколько уроков…

– За чем же дело встало? – удивляется Гиляровский. – Кончится война, милости прошу ко мне в Москву…

– Сперва надо, чтобы она кончилась. Ну и уцелеть, конечно.

– Вы правы.

Подъезжаем к полигону. Спешиваемся.

Журналист с любопытством вертит головой.

На огневой позиции два пусковых станка и три варианта ракет.

Китайские старинные технологии представлены Сяо Мином и Хуа Бином: примитивная тренога из жердин, на которой установлены в трубках четыре шестовые ракеты: топливная часть из полого колена бамбука, боевая – бумажно-тряпичная «головка».

Российские инновации от Жалдырина с Буденным: поворотный станок с полозьями, на которые установлены четыре ракеты двух типов: целиком исполненная в металле и с бамбуковой топливной частью и металлической боевой. Обе с оперением – по три хвостовых стабилизатора.

Мишень – в версте от огневой позиции – многострадальный сарай, не раз уже служивший нам в этом качестве. Поодаль от сарая группа ростовых мишеней, изображающих пехоту противника.

Поднимаю руку, чтобы дать знак к началу испытаний.

– Вашбродь, к нам гости!.