– Залпом! Пли!

Свинцовый рой находит своих жертв среди наступающих. В шеренгах бегущих на нас японцев появляются прорехи.

– Залпом! Пли!

Ствол «мадсена» раскаляется. Последний снаряженный магазин на сорок патронов идет в дело.

Палим вразнобой – уже не до залпов.

Свинцовый ливень хлещет по нашим окопам. Еле успеваю пригнуться за бруствер. Пара бузулукцев по соседству оказываются не столь расторопны. Их тела с пробитыми головами сползают на дно окопа.

Осторожно выглядываю. На нас по полю мчатся в японских порядках конные таратайки с «гочкисами». Всего пара штук, но… быстро учатся японцы. Ухватили идею тачанок.

Мой ручник выдает последнюю короткую очередь. От борта одной из японских тачанок летят щепки. Возница взмахивает руками и валится под колеса, сраженный пулей. Вторую тачанку заваливаю с третьей попытки миной из власьевского минометного ружья. Но японцы уже в двух шагах. Спрыгивают в окопы.

Пошла рукопашная махаловка.

Краем глаза вижу, как Дядя Гиляй, расстреляв все патроны и не успевая перезарядиться, перехватывает винтовку за ствол и орудует ею словно дубиной, расшибая головы окружающих его японских стрелков.

Скоробут вьется рядом, прикрывая короля журналистов с трофейным револьвером в одной руке и штыком в другой.

Глазеть по сторонам некогда – на меня с бруствера прыгает низкорослый раскосый противник со штыком наперевес. Отмахиваюсь стволом минометного ружья. Металл скрежещет по металлу. Пытаюсь двинуть противника прикладом в зубы, но тот ловок и увертлив. Его штыковой выпад проходит буквально в паре сантиметров от моего бока – еле успеваю отскочить в сторону.

Мы с противником замираем напротив друг друга, тяжело дыша. Его штык направлен мне прямо в лицо. Он делает выпад. Успеваю отскочить назад, спотыкаюсь о тело мертвого бузулукца и падаю навзничь. Штык врага летит мне в грудь. Успеваю прикрыться стволом своего минометного ружья. Японец падает рядом со мной с размозженной головой.

Не понял… Кто ж его так?!

Гиляровский протягивает мне руку, держа в другой свою трофейную винтовку с окровавленным прикладом.

– Чего разлегся, штабс-ротмистр, подъем!

Хватаю журналиста за руку и рывком возвращаю себя в вертикальное положение.

– Я ваш должник, Владимир Алексеевич.

– Сочтемся, Николай Михалыч.

Не успели справиться с передовыми шеренгами японцев, накатывают следующие.

В окопах настоящая мясорубка. Рубимся шашками, кинжалами, топорами и саперными лопатками. Редкие выстрелы из дробовиков.

Трубецкой пытается нас поддержать пулеметным огнем. С тачанок бьют пулеметами поверх окопных брустверов команды Буденного и Жалдырина. Пули косят бегущих на нас по полю японских пехотинцев. Но врагов слишком много.

Лихо одноглазое выскакивает на бруствер, ворочая тяжеленным «гочкисом», как ручным пулеметом, бьет короткими злыми очередями по врагу. Бьет метко. Противник, хоть и пытается достать белорусскую нечисть своим огнем, но на то Горощеня и лихо, чтобы забирать чужую удачу себе. Сейчас это работает на нас.

За нашими спинами громкое «Ура!».

Подмога во главе с Цирусом сверху наваливается на японцев в наших окопах. Выстрелы, мат-перемат, взрывы гранат. Пулеметы, получившие новый боезапас, весело плюются свинцом. Вторая атака отбита. Если бы не Федор Федорыч… Успели вовремя, иначе нас бы тут всех положили.

Спешно рассредоточиваю пополнение по позициям. Цирус выгреб всё – даже кашевары здесь с винтовками наперевес.

Выслушиваю доклад о потерях. Лучше всего у Трубецкого – не потеряли ни одного человека, оно и понятно – прямого соприкосновения с противником у них не было. Хуже всего с бузулукцами – из их дюжины уцелели только двое.