|
Могучие, чуть вислые плечи, маленькие мясистые кисти, необъятная спина и шея. Сергеев видал Никона во всех видах. Тот очень даже обожал подраться. В молодости обожал, да и позже был не прочь. "Генка, – говорил Никон, округляя глаза, как будто сам себе удивляясь, – Генка, у меня же удар… охуительной силы!.." И удар был той самой силы, ей-богу. Никон не бил – он сокрушал! И, пожалуй, не было такого, чтобы Никона одолели. Однажды, правда, в кабаке, на Пресне, уговорили Володю графином. Но – сзади, по-подлому…
Девятнадцать лет тому назад в стройотряде, под Кустанаем, Никон вышел один против четверых местных – но бить не стал, а положил на шею лом и, сипло выдохнув, согнул. Местные быстро развернулись и ушли. А вечером принесли в расположение отряда ящик водки – так сказать, "за уважение". Доктор Никоненко. Добрый, опасный, как пулемет… Никон работал в Первой Градской старшим ординатором в отделении урологии. Перед дверью палаты Сергеев придержал Никона за локоть и спросил: – Ну, а Света чего? – Да пошла она… – сквозь зубы сказал Никон. – Сука. У Сеньки давно не ладилось с женой. Но последние полгода эти нелады стали безобразными. Сенька часто и подолгу лежал в больнице, а жена почти не показывалась. Сеньке на жену было наплевать, он давно на нее рукой махнул, жил отдельно, на даче. Но тяжело скучал по двухлетней дочке. – Слушай, ты, дрянь… – угрюмо сказал Никон по телефону неделю тому назад. – Сама носа не кажешь – черт с тобой… Дочь приведи – слышишь? Дочь приведи, у него совсем плохи дела!.. Сенькина жена ответила, что не хочет травмировать девочку. – Мразь! – сказал Никон и бросил трубку. За Сенькой ухаживали Сашка Берг, Бравик, Никон, Сергеев, Тёма Белов – компания. Неожиданно появился Майкл, всеми давно позабытый. Их жены готовили для Сеньки, сами они расписали между собой дежурства, раздобывали и приносили нужные препараты – в Москве плохо было с препаратами. Сергеев засбоил с романом, перестал реагировать на звонки из издательства. Саша Берг с помощью своего ньюйоркского приятеля Марка Стронгина списывался с известными американскими клиниками. (Саша был человек не медицинский, он много фантазировал насчет того, что там, где не помогут московские врачи, обязательно помогут американские.) Бравик дергался, брюзжал на своих докторов, в операционной кричал, швырял на пол зажимы, стал держать водку в кабинете, чего никогда прежде не делал. Майкл приехал из Бакулевки со стерильным набором, отодвинул здешних реаниматологов, сам закатетеризировал Сенькину яремную вену (здесь почему-то не могли добраться до подключички, говорили про какие-то "синостозы"). Майкл, напряженно сопя, все сделал, помялся, покурил с Никоном и уехал, оставив свой телефон. И стал приезжать через день. Что-то в нем дрогнуло, когда он увидел Сеньку. Сенька говорил: – Да нормально все, мужики… Чо вы ходите сюда делегациями… А у самого в глазах всплывала смертная тоска. Сергеев хотел открыть дверь, но дверь отворилась сама, и из палаты вышел Бравик. Толстенький, сутулый, в очках с массивной темной оправой. – Здравствуй, Гена… – сдавленно сказал он, отвернулся к стене и, кхекая, заплакал. – Бравик… – сказал Сергеев. – Прекрати, Бравик. Бравик отмахнулся и стал искать по карманам платок, нашел, вытер лицо и лысину, блестевшую от испарины. – Ну, чего ты? – недовольно сказал Никон. – Чего ты, старый? – Все… Все, я пошел… – невнятно сказал Бравик, вытер глаза и засеменил по коридору. – Расклеился Бравик, – сказал Сергеев. – Что ни день – то панихида, – зло сказал Никон. |
