Нелинованная гладкая страничка, покрытая ровными строками канцелярской скорописи Миньки Рюмина. Сопроводиловка Рюмина к делу врачей. И в левом углу размашистая надпись знакомым синим карандашом: "БИТЬ.
БИТЬ, БИТ — И. СТАЛИН". Так и было написано, без мягкого знака, — БИТ! И резолюцией своей Великий Пахан решил для нас этот гамлетовский вопрос — бить или не бить. Конечно, бить! Крутованов заметил, куда я смотрю, и недовольно захлопнул обложку папки. Но все, что могло меня интересовать, я уже видел. С этой резолюцией дело врачей становилось генеральным занятием всей Конторы.
Крутованов помахал в воздухе заполненным бланком постановления о взятии под стражу гражданина Абакумова Виктора Семеновича, обвиняемого в измене Родине и шпионаже, и сказал Берии:
— Лаврентий Павлович, здесь еще нет санкции генерального прокурора. Берия жутковато ухмыльнулся, и в ротовой щели у него, как боевые клыки, блеснули золотые коронки:
— Как же нам бить бэз его разрэшения? Кобулов снова весело засмеялся:
— Зачем этот бессмысленный формализм? Мы не бюрократы. Я сам за него распишусь… — Взял постановление и в угловом штампе под надписью «Санкционирую» написал печатными буквами — РУДЕНКО Р. Г. и протянул лист мне:
— Возьми наряд охраны в моей приемной и иди к Абакумову. — Он уже знает? — спросил я. — Догадывается, — сообщил Кобулов, а у самого буркатые гдаза, кровью налитые, сверкают и пальцы сильно трясутся. — Начальник тюрьмы предупрежден, поместишь Абакумова и блок "Г", камера 118. — Слушаюсь. Разрешите обратиться, товарищ генерал‑полковник?
— Ну?
Я повернулся к Берии:
— Может, не брать конвой? Его из кабинета придется по всем коридорам вести, шухер на весь дом, нас ведь сто человек встретит… — И что ти хочишь? — уставился на меня подозрительно Лаврентий.
— Я один пойду к Абакумову, мне ведь никакой наряд не нужен. И отведу его и сто восемнадцатую сам. Так, наверное, лучше будет. А конвой совсем ни к чему, вот Богдан Захарыч знает — я голыми руками за минуту пятерых убить могу!
Кобулов добро улыбнулся. Берия снял с переносицы прозрачную бабочку пенсне, пошевелил гитлеровскими усиками, потом глянул на меня исподлобья блекло‑голубыми глазами:
— Ти Абакумова нэ боишься? — Конечно, нет, — твердо ответил я. — Чего мне изменника бояться? Берия надел пенсне, вздохнул:
— Хорошо, иды… мой Джеджелава — с тобой, будэт ждат тэбэ в приемной. Когда выйдешь с Абакумовым из кабинэта, сразу отдашь Джеджелавэ клучи от сейфа…
— Слушаюсь. Разрешите идти? Берия молчал, как‑то странно глядя сквозь меня.
Тогда поднялся Крутованов и махнул мне рукой:
— Идите, Хваткин, выполняйте.
Когда все закончите, сдайте постановление об аресте Абакумова начальнику Следственной части Рюмину. — Что‑о? — вырвалось у меня против воли. — Я… — Мне показалось, что я ослышался. ‑…начальнику Следственной части полковнику Рюмину. И тут я увидел, что они все трое с интересом изучают меня. А я онемел. Ноги отнялись. Я потерял контроль над собой и неуверенно переспросил:
— Рюмину?… — Именно Рюмину, — сказал Крутованов с удовольствием, открыл папку, взглянул в нее и добавил:
— Михаилу Кузьмичу Рюмину… Сегодня он назначен на должность начальника Следственной части Министерства государственной безопасности СССР. Если я не ошибаюсь, вы с ним товарищи? — Д‑да… В некотором роде… — Вот и прекрасно! Можете его поздравить с оказанным ему партией и лично товарищем Сталиным высоким доверием. |