Пирс был красивым юношей, почти ровесником принца; изящным, энергичным, умным и умелым в обращении с оружием. В его храбрости, равно как и в безмерной самоуверенности, сомневаться не приходится. Он был честолюбив, скрытен, жаден, заносчив до наглости — говорили, что такое поведение сочли бы нестерпимым даже для сына короля. Но все это стало заметно позднее, когда он приобрел известность. Позднее хронисты охотно рассуждали о «низком и неясном» происхождении Гавестона, хотя он принадлежал к древнему и почтенному роду; в XVI веке Джон Стоу записал ничем не обоснованный слух о том, что мать Пирса, Кларамонду де Марсан, якобы сожгли как ведьму. Гавестона обвиняли также в том, что он развратил двор принца — в этом пункте обвинений, возможно, и были какие-то основания.

Гавестон был остроумным собеседником, но любил отпускать колкости и проявлял мало почтения к вышестоящим особам. И все же он мог быть обаятельным, когда хотел, и, несомненно, очаровал принца. «Когда сын государя увидел его, он так полюбился принцу, что тот пожелал приблизить его к себе и предпочитал общаться с ним, связанный неразрывным союзом приязни, больше, чем со всеми прочими смертными». Учитывая, что обоим в то время не было и шестнадцати, можно считать, что речь идет об обычном для средневековых юношей явлении — клятве побратимов, скрепленной кровью.

Подтверждением этого предположения может служить тот факт, что, начиная с этого времени, Эдуард всегда называл Пирса «мой брат» или «братец Пирс»; согласно «Анналам святого Павла» (Annates Paulini), принц звал его «братом» из-за чрезмерно сильной привязанности к нему.

Так или иначе, союз между Эдуардом и Гавестоном действительно оказался неразрывным: он не распался и в зрелые годы, «превосходил любовь к женщинам», и даже смерть не разрушила его. «Я не слышал и не припоминаю другого случая, чтобы один мужчина так любил другого», — писал автор «Жизнеописания Эдуарда Второго» («VitaEduardiSecundi»). Согласно новейшим исследованиям, именно всепоглощающий характер влечения характерен для гомосексуальных связей. Неизбежно напрашивается вывод, что Эдуард действительно влюбился в Пирса (или Перро, как он иногда называл его), и что любовь эта имела гомосексуальный характер. В самом деле, ситуацию трудно интерпретировать как-то иначе.

В рыцарской среде средневековья были нередки случаи крепкой и долгой дружбы между мужчинами без какой-либо сексуальной окраски — но, видимо, отношения между Эдуардом и Пирсом недаром вызвали много пересудов. Хотя большинство хронистов воздерживалось от открытого осуждения, особенно при жизни Эдуарда, намеки их вполне прозрачны, поскольку тон комментариев всегда обвинительный. Писали, что Эдуард любил Гавестона «сверх меры» и «неслыханно», а также, что Гавестон любил его «чрезмерно». «Хроника» из Лэйнеркоста (Chronicle of Lanercost) обвиняет Эдуарда в непристойной связи с Гавестоном, Роберт из Ре-динга нападает на их отношения как на «недопустимый и греховный союз», выходящий «за рамки умеренности», и упрекает Эдуарда в стремлении к «порочным и запретным утехам», в то время как «Хроника из Mo» (Chronicle of Meaux) прямо утверждает, что Эдуард «находил особое удовольствие в грехе содомском». В «Жизнеописании Эдуарда Второго» говорится: «Король любил Гавестона крепче, нежели Давид — Ионафана, чью любовь Давид ценил превыше любви всех женщин, или Ахилл — Патрокла» — однако насчет «неумеренности» ничего не сказано. Томас Уолсингем называет Гавестона «возлюбленным» Эдуарда. Ранульф Хигден описывает Эдуарда как человека,

«страстно привязанного к одной-единственной персоне, которой выказывает чрезвычайную любовь, осыпает дарами и всегда выдвигает на первое место; он не мог вынести разлуки с ним и одарял почестями более, чем кого-либо другого.