Виктор подумал о том, что в самом скором времени практически достроенные фермы начнут производить тысячи и тысячи Новых людей, а Старая раса окажется на пороге забвения.

То есть на каждую маленькую ошибку приходилась сотня крупных достижений. И миру в самом скором времени предстоит измениться, в полном соответствии с замыслами Виктора.

И вот тогда он снова сможет жить под своей настоящей фамилией, гордой, но пока хранящейся в тайне, и каждый человек в этом новом мире станет произносить ее с придыханием, как верующие произносят имя Божье: Франкенштейн.

Виктор подумал, что после ванны он может вернуться в камеру медитации лишь на несколько минут, чтобы полюбоваться собой.

– Это еще что? – вдруг произнес Майкл.

Карсон посмотрела на него поверх сэндвича и увидела, что он щурится, уставившись на ветровое стекло, залитое водой. Включила дворники.

Посреди улицы (пустынной в такой поздний час, в такую погоду) бежала немецкая овчарка, за ней – мужчина и женщина, оба голые.

Овчарка проскочила мимо «Хонды» быстрее, чем, по разумению Карсон, могла бегать собака. Даже босиком мужчина и женщина скоростью бега превосходили олимпийцев. Создавалось впечатление, что они готовятся к участию в автомобильных гонках, но без автомобиля. Гениталии мужчины болтались из стороны в сторону, груди женщины сексуально подпрыгивали, на лицах обоих читался экстаз, словно собака вела их к Иисусу.

Собака не лаяла, но, когда двуногие бегуны поравнялись с «Хондой», Карсон услышала, что они кричат. С закрытыми окнами и барабанной дробью дождя по крыше не смогла разобрать слов женщины, а вот мужчина возбужденно поминал пиццу.

– Нам это надо? – спросил Майкл.

– Нет, – ответила Карсон.

Поднесла пубой ко рту, но, вместо того чтобы откусить, положила в пакет, где лежали контейнеры с другими блюдами, скатала горловину, протянула пакет Майклу.

– Черт! – она включила передачу и сделала U-образный поворот.

– Что они кричали? – спросил Майкл.

– Не знаю. У него я ничего не разобрала, кроме пиццы.

– Ты думаешь, собака съела их пиццу?

– Вроде бы они не злятся.

– Если они не злятся, почему собака убегает от них?

– Тебе надо спросить у собаки.

Впереди восьминогое трио свернуло с улицы на въездную аллею парка Одубон.

– Парень показался тебе знакомым? – спросил Майкл, ставя пакеты с остатками пищи на пол у ног.

– На лицо я не посмотрела, – Карсон прибавила скорости.

– Я думаю, это окружной прокурор.

– Баки Гитро?

– И его жена.

– Для него это хорошо.

– Для него хорошо?

– Он не гонится голый за собакой в компании какой-нибудь шлюхи.

– Политики Нового Орлеана такого себе не позволяют.

– Само собой, семья для них – святое.

– Могут люди бегать так быстро?

– Такие, как мы, – нет, – Карсон свернула налево, в парк.

– Вот и я так думаю. Тем более босиком.

Парк закрывался в десять вечера. Собака могла проползти под воротами. Голые бегуны проскочили сквозь ворота, по ходу вышибив их.

Когда Карсон переезжала через дребезжащее железо, Майкл спросил:

– И что мы собираемся делать?

– Не знаю, – ответила Карсон. – Все будет зависеть от того, что сделают они.

У морозильника, который в два раза шире обычного (такие, как правило, стоят в ресторанах), стеклянная дверь.