В темнице все клетки пусты, кроме одной.

У решётки он останавливается. Лампа на стене качается, отбрасывая рваные тени.

За прутьями сидит Гагер, закованный в антимагические обручи: на запястьях, на лодыжках, на шее, даже на висках. Обручи пульсируют тусклым светом подавления, будто глумятся над могучим дроу-магом. Но в глазах Гагера — ни капли покорности. Он смотрит, как хищник в клетке, которого пока не покормили.

— Пришёл проведать, Ламара? — усмехается он, голос охрипший, но ясный. — Или попрощаться?

Ламар молчит. Только сжимает пальцы в перчатке.

Гагер наклоняется ближе, тень от его головы падает на грудь:

— А помнишь, ты хотел со мной сжечь Молодильный Сад, — говорит он тихо, как будто рассказывает сказку. — Не прикидывайся, что ни при чём. Я тебя всё равно же сдам.

— Нет… — срывается Ламар, почти шепчет, почти давится. — Пожалуйста. Не сдавай меня…

Гагер улыбается. Не весело — жёстко, презрительно.

— Ну ты и тупой, Ламар! Бестолочь, чесслово! Да даже если я не сдам тебя, толку-то? Всё равно Багровый прочитает мои мысли, — говорит он. — И узнает, какая ты сволочь. Гюрза тоже была с нами в сговоре, но, учитывая, что она сама убила поджигателей, и кто её отец, она легко отбрешется. А вот тебе — хана. Но я могу спасти твою шкуру. Если сделаешь одну простую вещь.

— Ты идиот, — резко выдыхает Ламар. — От тебя уже ничего не зависит! Разум тебе уже всё равно вскроют, и Багровый увидит, что ты всё это устроил и что я тебе помогал!

— Нет, — перебивает Гагер, и голос у него становится почти нежным. — Смотри.

Он напрягается. Мгновение — и на ладони, несмотря на антимагические обручи, проступает чёрный знак, будто вытравленный кислотой по плоти. Руна не пылает — она поглощает свет.

— Даже антимагические цацки не могут заглушить это, — довольно говорит Гагер. — Проклятие Тьмы. Моё предсмертное заклятие на случай, если меня переиграют. И, увы, время пришло. Филинов разгромил меня вчистую.

Он подносит руку между прутьев.

— Коснись — и у тебя в руках возникнет чёрный шар. Он будет питаться моей душой, сжигать меня изнутри и становиться смертоноснее. Тогда я не протяну и двух дней.

— Зачем мне это⁈ — отступает Ламар, бледнея. — И зачем тебе это⁈

— Затем, — спокойно отвечает Гагер, — что ты сможешь метнуть этот сгусток во Филинова, когда он подставится. Это твой шанс. Я умру всё равно, ведь Багровый казнит не меня. Но так Филинов получит прощальный привет от меня.

Он смотрит прямо в глаза.

— Это будет мой последний удар. Если ты его нанесёшь — я уйду, и никто не вскроет мой разум. Никто не узнает, что ты задумывал сжечь Сад. Ты выживешь.

Ламар дрожит. Челюсть сведена, как от холода. Пальцы медленно поднимаются. Он касается метки.

И тут же — крик.

Темница вздрагивает, камень глушит звук. Рука Ламара словно горит. Жилы темнеют. Пальцы скрючивает. Он падает на колени, сжимая в руках возникший чёрный шар. А Гагер вдруг бледнеет и тоже падает на пол, будто разом потерял все силы.

— Теперь угости этим Филинова, — улыбается умирающий Грандмастер Тьмы.

* * *

Всё началось как-то незаметно. Сначала появились организаторы и рабочие. Фигуры в безликих куртках и перчатках — быстрые, молчаливые. Устанавливали длинные столы, вешали гирлянды из светильников, носили ящики с вином, таскали блюда с закусками, собирали столы и накрывали белоснежными скатертями.

Да с какого перепугу, спросите вы?

— Его Багровейшество просит разрешения устроить небольшой праздник — всего на день, Ваше Величество! — в самом начале объяснился главный организатор.