— Это… правда. — Петунка, не особо удивившись, пожала плечами. — Что ж тут странного? Он же чародей. Вероятно, еще прежде видел, к чему дело идет. В шарик глянул или в какой-нибудь там отстой.

— Нет, не то все это, — проворчал магун. — Не то. Если б он что-то подозревал, то предупредил бы королевича. Петунка, что это был за бочонок? Тот, который он кинул?

— Обыкновенный бочонок, только маленький. Но жутко тяжелый. У того бельничанина, который им по башке получил, кажется, челюсть из легких вытаскивали. Совсем будто свинец внутри, а не жидкость. Хоть в бочонке была именно жидкость. Я знаю, потому что он лопнул, и это диво тут же вылилось и сразу в землю всосалось.

— Описание сохранилось? Как оно выглядело? Хотя бы грубо.

— Грубо, — указала она пальцем, — так же, как штаны Йежина, а если точно, как то пятно. За которое Йежина еще ждет серьезный разговор, потому что эту дрянь никак отстирать не удается, и я сто раз твердила дурню, чтобы он внимательным был, когда по чердаку ползает.

Трактирщик скорчился, съежился. Наверное, даже не заметил, как чародей вскакивает из-за стола, опускается перед ним на корточки, водит пальцами по грязной штанине.

— Мешторгазий, — продолжала Петунка, — разозлился из-за этой бочки, но успокоил королевича, уверяя, что управится и без нее. Три дня он так управлялся, а в это время Петунела с ребенком и слугами сидела в хлеву под стражей. А на четвертый день Претокар приказал привести ее и огласил свою волю.

— Погоди. — Дебрен поднялся, обнюхивая каждую каплю набранной на палец мази. — Насколько я понимаю, сейчас будет самое главное. Ленда, записывай суть проклятия.

Девушка прохромала к столу, макнула перо в чернильницу, на пробу провела зигзаг на углу листа.

— Восхититеррьный харрактер скрррипа, — оценил усаживающийся на крышку стола Дроп. — Шикарррное перро.

— Не подлизывайся, — шлепнула она по клюву мягким концом пера. — Ну, так что писать? Заранее сообщаю, что бумаги у нас мало.

— Пиши по пунктам. Петунка, что сказал королевич?

— Грубо говоря, то же самое, что и после того, как выскочил из кареты. Перечислил обиды, полученные по вине Ледошки, к которым, по его мнению, имела отношение Петунела, поскольку именно в ее трактире происходил тот венчальный съезд, А начал с того, что свалился с коня и ногу…

— Вот негодяй! — не выдержала Ленда. — А в том, что он растяпа, тоже Ледошка виновата? Он и это ей приписал?!

— Тише, — бросил Дебрен. — Пиши: пункт первый. Нога.

Ленда надулась, но записала.

— Обвинение второе, — Петунка заговорила медленнее, чтобы облегчить Ленде работу, — сводилось к тому, что его унизил смертный враг, спасая от собственных соотечественников. — Ленда, покачав головой, написала: «Спасение врагом». — Третье обвинение касалось сокола, а точнее — того, что сокол обгадил с воздуха избавителя и королевичева друга.

Что Претокар считал особенно оскорбительным, потому как собирался молить небо о снисхождении к сему благородному рыцарю, а не о покрытии его головы фекалиями.

— Мы говорим о смертном враге из второго пункта?

— Твое дело писать, — напомнил Дебрен, — а не комментировать.