Старик бросил Кроуфорду пару поношенных древних туфель. Затем приподнял лежащий за дверью матерчатый мешок, показывая, что Кроуфорду стоит его захватить. Когда они покинули маленький домик, он невзначай заметил, что купил дополнительную еду и выпивку, как только услышал о прибытии Кроуфорда.

Пораженный, Кроуфорд спросил его, как он об этом узнал ― но де Лож лишь подмигнул, снова кивнув на руку Кроуфорда, а затем указал на широкую заводь под ними. Кроуфорд приблизился к обрыву и посмотрел вниз, но увидел лишь полуметровый пирамидальный камень с квадратным основанием, одиноко возвышающийся посреди заводи.

Вернувшись обратно, Кроуфорд огляделся вокруг в поисках каких-нибудь признаков загона, где могли бы содержаться лошади или ослы, но маленький рыбацкий домик был единственной постройкой на поросшем вереском склоне холма. «Планировал ли де Лож пройти восемь миль своей походкой хромого насекомого»?

Чему он действительно был рад, так это тому, что туфли пришлись ему впору ― и мгновение спустя его пронзила догадка, что если де Лож купил их, когда покупал еду, также загодя узнав и размер его ноги.

Затем он увидел, что старик вытащил из-за дома детскую коляску, с привязанной к ней веревкой, и что к дальнему концу веревки было прилажено некое подобие плечевой упряжи.

Пока Кроуфорд недоверчиво разглядывал эту конструкцию, де Лож забрался в тележку, подобрав колени к подбородку, а затем бросил веревку с упряжью в пыль к ногам Кроуфорда.

Старик услужливо изобразил жестами надевание упряжи.

― На случай если я сам не догадаюсь, да? ― сказал Кроуфорд по-английски и поднял упряжь. Он медленно натянул ее, чувствуя скованность в суставах ― последствие того, что он провел ночь, скрючившись в деревянном коробе. «Вот что я тебе скажу, старина ― лучше бы ты был способен достать мне паспорт».

Довольно отчетливо де Лож спросил, не хотел бы он для ходьбы надеть туфли с каменными подошвами.

Кроуфорд вежливо отказался.

― Ah, le fits prodigue! ― заметил де Лож на своем тарабарском французском, покачав головой.

Кроуфорд навалился на веревку, и тележка заскрипела вперед, но затем он сообразил, что все еще несет сумку. Он остановился, вернулся назад, и, несмотря на протесты, вручил ее де Ложу. Одержав эту маленькую победу, он пошел назад, пока веревка снова не натянулась, а затем потащил тележку. Спустя несколько минут он немного приноровился к упряжи и подобрал размеренный темп ходьбы. 

Он тяжело плелся прочь от моря, оставив деревню позади, по медленно забирающей вверх дороге. Вокруг царили запахи нагретого на солнце камня и благоухание вереска, и единственными звуками, нарушавшими небесное спокойствие, были тяжелое дыхание Кроуфорда, скрип колес тележки и монотонное жужжание пчел.

Где-то через час он достиг вершины холма и скользнул взглядом по широкой, неглубокой долине, раскинувшейся перед ним… вдруг он резко остановился, так что покатившаяся вперед повозка больно ударила его по ногам. Прямо перед ним, посреди далеких серо-зеленых склонов, рядами застыла армия гигантов.

Тут он услышал, как старик потешается над его замешательством, и разглядел, что фигуры в долине были не людьми, а вертикально стоящими камнями ― ландшафт отчасти напомнил ему Стоунхендж.

Чувствуя смущение из-за того, что был напуган этим зрелищем, он начал спускаться по северному склону холма; но после того, как тележка еще дважды налетела на него сзади, он решил, что будет легче позволить ей катиться впереди, и, тяжело ступая, пошел за ней следом, налегая на веревку и действуя как тормоз.

Именно в этой смехотворной позе они миновали группу из шести постных монахов, восседающих на ослах, и де Лож еще больше усугубил унижение Кроуфорда, выбрав именно этот момент, чтобы громким саркастическим тоном поведать местную легенду о том, что камни были языческой армией, которая гнала святого Камелия навстречу морю, пока святой не обернулся и силой своей добродетели не обратил их всех в камень.