Хотя это было не единственной целью, с которой они прибыли на материк, несколько английских туристов, теснящихся на кушетках отеля д'Англетер, все же преуспели в том, чтобы хоть одним глазком взглянуть на печально известного Лорда Байрона и его друга Шелли, который обыкновенно в книге записи постояльцев записывал свой род занятий как «атеист». Шла молва, что поэты предавались плотским утехам с двумя сестрам в доме на той стороне озера. Но к величайшему сожалению публики, лодочные экскурсии и взятые напрокат подзорные трубы не помогли проникнуть в частную жизнь знаменитой парочки.

Так что Полидори обрел благодарных слушателей когда, укрепив себя бутылкой минеральной воды, начал живописать, как отвратительно его бывший работодатель с ним обошелся. Большинство слушателей горели желанием привезти домой истории о дочерях Вильяма Годвина, но одна молодая девушка протиснулась через толпу, сгрудившуюся вокруг молодого врача, и попросила рассказать побольше о пьяном, из-за которого Полидори потерял этим утром свою работу.

― Это было самое безумное из всего, что на моих глазах проделывал Лорд Байрон, вскинулась его голова. ― Когда мы впервые увидели его три недели назад, этот человек утверждал, что он доктор, морской доктор, но я заглянул в его паспорт. Его настоящее имя Майкл Айкмэн, и он… ― для пущего эффекта Полидори сделал паузу, ― ветеринар.

Дикий хохот и ошеломленные раскачивания голов встретили эти слова, а затем один старик вызвал повторный взрыв смеха, заметив, что животный доктор, несомненно, как раз тот спутник, что нужен Байрону и Шелли. Но девушка, что задала вопрос, развернулась назад, резко, словно флюгер во внезапно налетевшем шторме, и на негнущихся ногах направилась к противоположной стене вестибюля. Там она рухнула на скамейку и в несколько крошечных поворотов шестерни спрятала лицо между ладоней.

После нескольких минут глубокого дыхания Джозефина Кармоди смогла, наконец, поднять голову.

Было потрясением узнать, что Майкл Кроуфорд был так близко ― это должен быть он, она наконец-то настигла его в этом далеком городе ― и шок от случившегося впервые за последние два месяца вытолкнул на поверхность личность Джозефины.

Большую часть из тех пятидесяти семи дней, что прошли после убийства Джулии, она пробыла фигуристой машиной, безрассудочно, автоматически следующей по пятам за Кроуфордом на восток, через Францию в Швейцарию. Машине случалось спать в канавах, есть отвратительную пищу и зарабатывать деньги, распахивая гидравлически приводимые в движение ноги перед состоятельными мужчинам, если те находили их привлекательными. При этом она не испытывала  никаких угрызений совести по поводу того, что или зачем было сделано.

Несколько раз она становилась Джулией, и это было не так уж плохо. Когда она была Джулией, ей приходилось использовать деньги, любые какие имелись в наличии, чтобы покупать новую одежду и регистрироваться в отелях, где она приводила себя в порядок. Каждый раз она справлялась у стойки, не было ли каких-нибудь сообщений от ее мужа, Майкла Кроуфорда ― и каждый раз ей отвечали, что ничего не было, и она решала поспешить и встретить его «в следующей точке нашего маршрута».

Временами, когда она была Джулией, она писала жизнерадостные записки домой,  своей матери, которая постоянно впадала в меланхолию, и была чрезвычайно опечалена тем, что ее единственная дочь вышла замуж и покинула родительский дом. Отец Джулии сказал ей, что мать до сих пор винит себя в смерти сестры-двойняшки Джулии, которая умерла при родах. Джулия считала, что это было так по-матерински, вся эта ужасная чувствительность ее пожилой матушки, но в тоже время так оторвано от жизни.