Пожалуй, не станет излишним пафосом заявить, что Геннадий Антонович некогда нашел себя в журналистике. Вот только журналистика, обнаружив в себе очередное инородное тело, отнеслась к сему факту достаточно спокойно, даже равнодушно. Если снова прибегнуть к медицинским аналогиям, на рыхлом теле журналистики Трефилов был опухолью доброкачественной. А живая эмоциональная реакция в мире СМИ происходит исключительно на знак противоположный. Здесь за примерами далеко ходить не нужно — Соловьев, Малахов, Хинштейн, Ксюша… Кто там у нас еще в топе?

Тридцатисемилетний журналист Трефилов уже давно достиг вершины своего творческого акме, и теперь его журналистская звезда медленно, но неуклонно угасала. Конечно, теоретический шанс на перезагрузку остается всегда (порой достаточно, к примеру, достойного приглашения на работу в столицу), но Геннадий Антонович, будучи человеком здравомыслящим, свою нынешнюю рыночную стоимость представлял с точностью до последнего цента. А потому воздушных замков не строил и к текущим профессиональным обязанностям, телодвижениям и поступкам с некоторых пор относился без былого азарта и фанатизма. Так маститый хирург, с особым трепетом вспоминающий свой первый вырезанный аппендикс да пару-тройку изящно и нестандартно побежденных перитонитов, остается равнодушен к десяткам тысяч остальных откромсанных уверенной рукою человеческих отростков.

Словом, параметрам медиазвезды в обывательско-традиционном их понимании Трефилов не соответствовал. Но особо по этому поводу не переживал. Вернее так — почти не переживал, поскольку порой и на него накатывало гаденькое чувство зависти к своим более успешным, хотя и бесталанным коллегам. И вот, когда накатывало, он вполне способен был на маленькую, с его точки зрения — месть. А по сути — мерзость.

Ну да тут ничего не попишешь: все мы немощны, ибо человеце суть…

— …Здорово, Антоныч! Что за пожар? Я сегодня в девять утра из Афин вернулся. Включаю мобилу, а там хренова туча непринятых от тебя. И все за вчерашний день. — Паша Ковальчук, известный в узких медиакругах как один из наиболее отмороженных специалистов в области «черного пиара», не в пример Трефилову выглядел свежо и беззаботно. Их дружба продолжалась более пяти лет. Если, конечно, можно назвать дружбой отношения большею частью базирующиеся на взаимовыгодной основе. — Я тебе, кстати, бутылку «Узо» привез и магнитик с Парфеноном. Только я их, по запаре, дома забыл. День сегодня — просто сумасшедший. Прикинь, звонят мне из «Невского времени»…

— Паша! — недовольно перебил приятеля Трефилов. — Может, ты позволишь мне вставить хотя бы слово?

— Молчу-молчу. Извини, брателло! Считай, я весь обратился в одно гигантское ухо.

— Вчера к нам в редакцию приходили менты.

— Какие менты?

— Такие!!!.. К Машке Цыганковой!

— Да и фиг-то с ними.

Пышущий здоровьем и молодостью Ковальчук буквально излучал граничащий с пофигизмом оптимизм, отчего на душе у Геннадия Антоновича сделалось еще гаже:

— Они заходили в серверную. А потом беседовали с вахтером, интересовались коробкой.

— Ну и что? Да они этого пацана никогда не найдут. Я уже и сам-то не помню, как он выглядит!

— А фотография? Теоретически они ведь могут вычислить компьютер, с которого она отправлялась?

Ковальчук успокаивающе потрепал Геннадия Антоновича по плечу.

— Брателло, вот именно что теоретически! Но, даже если и вычислят — дальше что? Думаешь, почему я тебя именно в это интернет-кафе потащил? Да через него за сутки по нескольку тысяч человек проходит. Поди найди! Я за последние три месяца оттуда с десяток постов экстремистского содержания на интернет-форумы отправил — и ни хрена.