— Никита Митрофанович.

— А меня… — Еж представился. — Вот и познакомились…

Повар не сводил добродушных глаз с Ежа.

— Давно, товарищ лейтенант, в разведке?

Еж не любил коварных вопросов и, отправляя очередную ложку в рот, только кивнул головой. И тут же спросил:

— Если не секрет, скажи, Никита Митрофанович, а за что медали ты боевые получил?

Повар смущенно потупил глаза в землю. «Конечно, начальству угодил», — предположил Еж.

— Я ведь тоже в разведке служил, товарищ лейтенант.

— Ты был разведчиком? — усомнился Еж и повторил: — Разведчиком?

— Да, разведчиком, — улыбаясь, закивал головой повар.

— И медали тоже за разведку у тебя?

Наступила минута неловкого молчания.

Совсем близко послышалось отчетливое хрюканье.

— А откуда свиньи тут, Никита Митрофанович?

Повар растерянно улыбался.

— Мне нахлебников месяц как на довольствие поставили. Помощник командира полка приказал прикармливать.

Еж не отводил взгляда от широкой груди повара.

— Медали-то ты, — повторил он настойчиво, — за что получил?

— На финской был, «языка» привел.

— За одного языка?

— Нет. Вторую — за «кукушку». Автоматчиков мы так финских называли. Тогда я отделением командовал.

И только теперь Еж, присмотревшись, увидел на его петлицах нарисованные чернильным карандашом три треугольника. И удивился еще больше.

— Так чего же ты, боевой разведчик и командир, черпаками да кастрюлями теперь командуешь?… Хочешь ко мне во взвод?

— Ой, как хочу, товарищ лейтенант, — вздохнул тяжело повар. — Не пускают… У меня уже два выговора за это… — И, помолчав, добавил: — А десяток благодарностей ни к чему.

И, увидев на лице собеседника недоверие, повторил:

— Честное слово, ни к чему… Да что поделаешь, и врачи не поддерживают.

Повар положил на стол крупные руки с короткими пальцами. Еж увидел, что на четырех пальцах обеих рук нет первых суставов.

— Отморозил, и на ногах тоже… Мне, товарищ лейтенант, даже белый билет выдали. А когда осталась под немцем моя семья, купил я на базаре обмундирование да и пристроился к эшелону, как отставший. Определили в поварах служить. После финской на гражданке я тоже поваром был в ресторане. А на прежнюю мою воинскую специальность вот как тянет… Помощник командира полка пригрозил даже: «Будешь надоедать — из армии выгоним…».

Еж озабоченно глядел на повара, которого он уже мысленно считал в своем взводе. «Вот такого бы опытного разведчика иметь не мешало…» И Ежу вдруг захотелось рассказать о последних неудачах, постигших его взвод, с поимками «языков». «Этот меня поймет. Видать, человек бывалый». Но повар встал.

— Прошу прощения, товарищ лейтенант. Я на минутку, надо это свинское отродье кормить…

И тут Еж вновь услышал поросячье хрюканье и повизгивание, доносившееся откуда-то сверху.

— Иди, иди, я посижу, подожду тебя, — согласился Еж.

Повар ушел. Еж сидел в раздумье. «Как же странно сложилась судьба у человека. А ведь многие, не зная его биографии и глядя на упитанное лицо и боевые медали, принимают его за ловкача, удачно пристроившегося под бочком начальства, во втором эшелоне».

Сверху настойчиво доносилось хрюканье, и порой казалось, что свиньи находятся где-то близко на потолке, под накатником землянки.