Он выбежал из землянки. Повар стоял, заложив руки в бока, и добродушно посмеивался. За изгородкой пятеро поросят трехмесячного возраста жадно жрали похлебку, пытаясь оттиснуть друг друга от деревянного корыта.

— Это чье хозяйство свинское? — спросил Еж.

— Да тут и не разберешь… Несколько хозяев. Один — начальника подфуражного снабжения, другой — начхима, третий — ветврача, а два — помощника командира полка по снабжению.

Еж подошел к повару, тронул его за рукав и сказал умоляюще:

— Одолжи одного…

Повар уставился на него вопросительно. В глазах у него появился испуг…

— Что вы, товарищ лейтенант? Да мне за него голову снимут…

— Не под заливное… Дело одно важное есть. А помощнику командира полка на холодец и одного поросенка хватит.

— Нет, я не могу. Я им не хозяин. Еще подумает, что я вор какой… Нет и не просите, товарищ лейтенант. Не могу.

— Это мы уговоримся. Твоей вины тут не будет. Давай заходи в землянку, я тебе расскажу, что к чему…

…Тем же вечером, выписавшись из санроты, Еж зашел к Никите Митрофановичу и, захватив одного из поросят в мешок, явился во взвод.

Глава четырнадцатая

1

Мильдер получил приказ из штаба танковой группы срочно перебросить дивизию в район севернее Курска. Там его дивизия вливалась в 4-ю танковую армию, входившую в армейскую группу Вейхса.

«Что бы это могло значить? Почти год воевал я во второй танковой группе, привык к командующему, который хорошо знал меня, ценил и собирался повысить в должности, и вот теперь дивизию передают в другую армию. Как отнесется ко мне новый начальник?» Все эти вопросы теснились в голове Мильдера и волновали его.

За ночь дивизию погрузили на станции Моховое в эшелоны, и она, двинулась по железной дороге. С рассветом у станции Глазуновка на эшелон налетели десятка два русских бомбардировщиков, разбили четыре платформы с танками и убили тридцать девять человек. Весь день до заката, пока эшелоны шли на юг, русские бомбардировщики сопровождали дивизию на всем пути ее следования. И когда выгрузились на станции Золотухино, то Мильдер не досчитался пятой части танков.

В дневнике Мильдера появилась лаконичная запись: «Русская авиация заметно активизировалась. За двое суток передислокации дивизии по железной дороге она сделала столько налетов, сколько за все предыдущие месяцы участия дивизии в боях на Восточном фронте. У меня появилось опасение, что на отдельных направлениях русские завоюют господство в воздухе».

Пока прибывшая дивизия приводила себя в порядок, Мильдер поспешил в Щигры, где стоял штаб 4-й танковой армии, представиться новому начальству. Ни командующего, ни начальника штаба Мильдер не застал в штабе: они были вызваны Вейхсом. Здесь он встретил своего товарища Ганса Крейца. Заметно пополневший, но все такой же щеголеватый, Ганс носил теперь модные усики а ля Гитлер. Крейц командовал армейским корпусом, который входил в состав танковой армии.

— Боже мой, ты ничего не знаешь, зачем тебя перебросили под Курск с дивизией? — сказал он, пожимая Мильдеру руку.

— Абсолютно ничего. Я слеп, как родившийся котенок.

— И о директиве номер сорок один, подписанной фюрером, тоже ничего не слышал?

— Нет.

— Тогда пойдем ко мне в машину, я тебя посвящу в кое-какие тайны.

Они сели в машину, закурили, и Крейц сказал:

— Гитлер поставил цель: начать летнее наступление на Восточном фронте, разбить и уничтожить русские войска, находящиеся в районе Воронежа, южнее его, а также западнее и севернее реки Дон.