Наступает тишина. Он чешет макушку, проводя рукой между тульей и лентой шляпы.

– Что думает об этом большой начальник?

– Все, что ты мне сказал, представляется мне правдоподобным, Толстуша. Выходит, это всего лишь несчастный случай?

– Конечно, выходит! – ликует Верзила. – А для нас одним Преступлением меньше, и это уже хорошо, не так ли?

– Меня беспокоит одна мелочь.

– И что же это-с?

– То, что Ляндоффе не выключил двигатель, когда заехал в гараж. Представь себе, вот человек приехал. Приехал! К тому же еще и разгрузился. И. все это делает, не выключая двигатель! Это меня удивляет, Берю!

– Ну и пусть удивляет, только не выводи меня из себя! – ворчит Король мудаков. – Я прихожу сюда, помогаю тебе разобраться. Я проделываю «восьмерки» мозгами, чтобы вывести из затруднения моего хренового комиссара, а он вместо благодарности не находит ничего лучшего как сказать, что он удивляется!

Он берет меня за руку.

– Хочешь, я скажу тебе как мужчина мужчине?

– Попробуй, мой козлик, я согласен.

– В этот раз – это несчастный случай.

– Откуда такая уверенность?

– Потому что в этот раз, похоже, речь идет о преступлении в закрытом помещении и потому что – ты меня извини! – в преступлени в закрытом помещении я не верю. В романах Тата Грисби, Руа-Викера, Си-мэ-Нона такое возможно. Но в жизни этого не бывает, потому что это невозможно.

– А остальные преступления, великий хитрец?

– Какие остальные?

– Два первых преступления. Там ведь речь идет как раз об убийствах, а не о несчастных случаях.

– Согласен, но, смотри, ведь там же помещения не были закрытыми. Никто не видел убийцу, но там были окна и двери. Здесь же обе двери закрыты изнутри! Отсюда и мое заключение: несчастный случай! А теперь, если тебе так хочется, ломай голову над вопросами «почему», «как» и «зачем» он не выключил двигатель, а я лучше пойду сыграю в белот.

Я хлопаю его по плечу.

– Спасибо, Толстый! Я принимаю твою версию о несчастном случае. Ну а если это убийство, то, по крайней мере, руки у меня будут развязаны!

– Вы в самом деле надеетесь всучить журналистам подобную ерунду?

– Однако, господин директор...

– А публика, Сан-Антонио, за кого вы ее принимаете? В настоящий момент все кандидаты от Белькомба мертвы, а вы собираетесь пустить щуку в реку! Я вам говорю, что речь идет о серии убийств, совершенных кровавым маньяком! Я хочу получить убийцу! Ведь есть же хоть один убийца во всех этих делах, да или нет?!

– Вне всякого сомнения, есть, господин директор!

Он переходит на крик, от которого лопнул бы страдивариус:

– Так вот, найдите его! И поскорее!

Дзинь! Он повесил трубку. Подать рапорт об отставке в подобный момент не очень пристойно. Так поступил бы трус, но не я. И все же мне хотелось бы написать его на пергаменте и дать его Старику – пусть подавится!

Около двенадцати тридцати, когда я глотаю одно за другим виски в ближайшем от комиссариата бистро, какой-то инспектор сообщает мне, что из Парижа только что звонил Ляплюм. Он вроде бы напал на след человека, звонившего графу в момент его смерти. Он свяжется со мной после обеда. Это известие проливает немного бальзама мне на сердце.

Вновь появляются Берюрье и Морбле. Они выглядят сверх-возбужденными. Морбле, который уже отоспался после своей первой попойки, кажется, вполне созрел для второй. На этот раз они набрасываются на марочный аперитив «Чинзано».