Для Леа больше ничего не существовало в мире. Только то тепло, что охватило все ее тело, только то дыхание, что ласкало ей шею, только тот голос, что нашептывал ее имя. Очарование было разрушено лишь после того, как голос мужчины, которого звали Мишелем, произнес:

— Ну, на сегодняшнюю ночь она может остаться, но завтра с утра ей следует уйти.

Какой ей дело до завтрашнего дня? Важен был только этот миг, ибо она сознавала, что сейчас он ее любит. И это — несмотря на его вопрос:

— Как поживают Камилла и маленький Шарль?

— Хорошо. Ты же знаешь, они в Монтийяке с того времени, как гестапо конфисковало Белые Скалы. Шарль — очаровательный мальчуган, он очень похож на тебя. И вроде бы очень меня любит.

— Кто бы мог тебя не полюбить! Как я смогу хоть когда-нибудь отблагодарить тебя за все, что ты для меня делаешь?

— Замолчи. Все, что мне принадлежит, твое. Пусть это будет сказано раз и навсегда.

— Боюсь, как бы это не навлекло на тебя неприятности.

— Пока капитан Крамер в доме, нам нечего бояться.

— Как ты можешь быть в этом уверена?

— Ну, кто бы мог донести на нас? Все нас знают и любят.

— Что за доверчивость! Каждый день наших товарищей выдают их соседи, даже друзья.

— Пока мы прятались на улице Тор, я услышала, что арестован доминиканец.

— Успокойся, не твой дядя, а один из его друзей, отец Бон.

— Значит, они могли только что схватить в базилике и моего дядю?

— Сейчас они никого не арестовали. Но сомнения нет, кто-то на него донес.

— Что же мне теперь предпринять?

— Пока ты могла бы отдохнуть.

— Я голодна и хочу пить.

— Давай пройдем туда.

Лоран усадил ее на ящик у стола. Чуть погодя он вернулся с большой миской паштета, хлебом и корзиночкой персиков, бутылкой вина и двумя стаканами. Леа набросилась на хлеб, жадно вдыхая его чудный запах.

— Как вы умудряетесь доставать такой хлеб? У нас он темный и клейкий.

— С едой нам повезло. Крестьянки с рынка на площади Капитолия снабжают нас мясом, паштетами, овощами, сыром и фруктами. Старик-пекарь из Карамана печет нам хлеб, а винодел из Вильмора доставляет нам свое вино. Когда можем, платим, но организация у нас небогатая. После того, как она вырастет, снабжение станет проблемой.

— А что это так шумит?

— Наша типография. Мы печатаем здесь значительную часть подпольных изданий Тарна, Гаронны, Эро и Оды, да еще листовки, фальшивые карточки и документы. Теперь у нас есть своя сеть.

— Это же опасно!

— Мы очень осторожны, а здесь практически ничем не рискуем.

— Вы словно в тюрьме, в совершенном заточении.

— Не заблуждайся. Существует множество невидимых выходов, ловушек, подземелий, даже каменных мешков. Подземелья Тулузы — как пористый сыр, и некоторые из наших хорошо их знают с детства…

— Если знают они, — прервала его Леа, — то могут знать и другие.

— Это справедливо. Вот почему мы заделали наиболее легкодоступные и известные проходы.

— А как тот, что на улице Тор?

— Этой ночью произойдет обвал и его засыплет.

Продолжая разговаривать, Леа отрезала большой кусок хлеба и намазала его паштетом.

— Как вкусно!

— Никогда не видел, чтобы кто-то ел, как ты. Можно подумать, что ты вся целиком, душой и телом, отдаешься еде.

С набитым ртом она спросила:

— А ты разве нет?

Он засмеялся:

— Нет, не думаю.