Давай вернемся.
— Нет, не сейчас. Пойдем выпьем чаю, дорогая. Тебе это поможет.
— Мадам д'Аржила права. Рекомендую почаевничать в «Ритце». Тамошние пирожные — истинное наслаждение, — произнес Тавернье манерно, что столь решительно не вязалось со всем его обликом.
Леа едва не расхохоталась. Но улыбки, на мгновение озарившей ее нахмуренное лицо, сдержать не смогла.
— Вот так-то лучше! — воскликнул тот. — Ради вашей улыбки, увы, такой мимолетной, — уточнил он, глядя на ее сразу помрачневшее лицо, — готов на вечные муки.
Стоявший у большого черного лимузина мужчина в серой ливрее с фуражкой в руке, державшийся после начала разговора чуть поодаль, приблизился.
— Извините меня, месье, но вы опаздываете. Министр вас ждет.
— Спасибо, Жермен. Но что такое министр в сравнении с очаровательной женщиной? Пусть ждет! Тем не менее, мадам, должен вас покинуть. Вы позволите, мадам д'Аржила, в ближайшие дни засвидетельствовать вам свое почтение?
— Вы мне доставите большое удовольствие, месье Тавернье. И мой муж, и я будем в восторге.
— Мадемуазель Дельмас, могу я надеяться на счастье снова увидеть вас?
— Месье, меня бы это удивило. В Париже я пробуду недолго и очень занята встречами с друзьями.
— В таком случае мы увидимся. Меня переполняют дружеские чувства по отношению к вам.
Наконец распрощавшись, Франсуа Тавернье сел в машину. Захлопнув за ним дверцу, шофер проскользнул за руль и мягко тронулся с места.
— Ну, так мы пойдем пить чай?
— Мне показалось, ты хочешь вернуться…
— Я передумала.
— Как угодно, дорогая.
Готовясь к встрече гостей, Камилла заканчивала расставлять цветы в столовой своей очаровательной квартиры на бульваре Распай, которой сочетание очень красивой мебели в стиле Людовика XIV и современной обстановки придавало вид утонченной роскоши. Вся ушедшая в спокойное удовольствие приготовлений, наполняющих обычно гордостью молодую супругу, Камилла не слышала, как вошел Лоран. Она легко вскрикнула, когда тот поцеловал ее в шею над черными кружевами воротничка крепового платья.
— Ты меня напугал, — нежно сказала она, обернувшись с букетом первоцветов в руке.
— Как прошла твоя прогулка с Леа?
— Хорошо. Бедняжка все еще не пришла в себя от горя. Она то грустна, то весела, то подавлена, то слишком энергична, мягка или груба. Не знала, что и делать, чтобы доставить ей удовольствие.
— Надо было пойти с ней туда, где больше народа.
— Так я и поступила, пригласив ее выпить чаю в «Ритце», где мы встретились с Франсуа Тавернье.
— Ничего удивительного. Он там живет.
— Со мной он был очарователен, полон сочувствия. Но с Леа очень странен.
— Что ты хочешь сказать?
— Можно было подумать, что ему хотелось ее поддразнить, вывести из себя и это ему вполне удалось. Ты его немного знаешь, что он за человек?
Прежде чем ответить, Лоран собрался с мыслями.
— Трудно сказать. В министерстве кое-кто считает его негодяем, способным на все ради денег; другие — одним из тех, кто прекрасно разбирается в обстановке. Никто не ставит под сомнение его храбрость, — о ней свидетельствует его ранение в Испании, — его ум и его знания… У него репутация женолюба, имеющего многочисленных любовниц и нескольких преданных друзей.
— Этот портрет и не очень убедителен, и не очень привлекателен. Что ты сам о нем думаешь?
— У меня, право, нет собственного мнения. Он мне симпатичен и неприятен одновременно. |