- А-а-а! Козел! - захлебываясь восторгом и вседозволенностью, завопил садист. - Заломил я тебя! Подогнул копыта! Вставай, говно пролетарское! Другим тоже хочется! Вставай, а то замочу! - Дернув затвор автомата, он ткнул стволом мне в рот; с треском и хрустом посыпались зубы, мгновенно рот наполнился густой, соленой кровью.

Был момент, когда я подумал: чем так, лучше уж сразу! Но эту идиотскую мысль я отогнал сию же секунду. Жить стоило хотя бы затем, чтобы посмотреть в глаза этого подонка, когда он окажется на моем месте. Превозмогая боль, я встал, и опять удар, такой же сокрушительный, сбил меня с ног. Плохо соображая, я вновь попытался подняться, но теперь уже не мог физически. Что-то он мне перешиб в коленном суставе. Словно корова с перерезанными поджилками, я ерзал на заднице, мычал и плевался кровью под счастливый гогот озверевших ублюдков.

- Ну вот и отпрыгалась блоха голозадая, - удовлетворенно констатировал садист, - а чтобы лучше помнил, можно еще...

- Кончай, бычара! - Общее веселье неожиданно прервал голос рыжего. Совсем забурел, что ли? Смотри у меня!

- Да кто ты такой? Знаешь, где я тебя видел?

- Все, бычара, достал ты меня. Завтра же доложу Стасу, как ты за неделю замочил трех рабов, а за них, между прочим, бабки уплачены. Пусть копейки, но все равно бабки. В общем так, если этот раб к завтрашнему дню не встанет на ноги, то пеняй на себя. Разговор окончен.

* * *

Со всевозможными почестями меня доставили в самый комфортабельный номер этой гостиницы, и ко мне был приставлен какой-то хмырь, упорно называвший себя врачом. Он почти безостановочно массировал мои ноги, делал водочные компрессы и не умолкая балаболил.

- Ничего страшного. Все как на собаке заживет. Подумаешь, по ногам оттянули, мне зимой ключицу сломали, и ничего, зажило. Ты, брат, главное не расстраивайся, не впадай в транс и меланхолию. Это последнее дело. Не переживай, не нервничай. Сам знаешь, все наши болезни от нервов. Зачем же лишний раз себя бичевать. Толку-то? Уж коли попал в дерьмо, так и сиди тихо, не чирикай. Какая польза от твоего чириканья? А ровным счетом никакой. Кроме неприятностей, ты ничегошеньки не добьешься. А если будешь спокойно себя вести и все воспримешь и примешь как оно есть, то уверяю тебя, со временем ты начнешь находить в этом гнусном существовании даже свои маленькие радости и прелести. Я понимаю, что это придет не вдруг, не сразу, но и истина открывается не в пять лет. Взять, к примеру, меня. Кем я был три месяца назад? Таким же рабом, как и все. Вламывал по двенадцать часов, глотал их мерзкую водку, каждый день подвергался побоям и уже молил Бога поскорее меня прибрать. А кем я стал сейчас? И скажу-то - не поверишь! Лаборантом. Да-да, лаборантом! Проверяю их зелье на паршивость. Оно конечно, здешняя водочка не фонтан, проверяю я ее крепость, ну и конечно, чтобы в ней не было откровенного яда. Чтобы человек, ее купивший, загнулся не в одночасье, а то неприятность может произойти. Зацепят продавца, тряхнут хорошенько, а через него и до нас добраться могут. Нехорошо! Сколько людей сразу лишится куска хлеба! На выявление ядов анализы я провожу серьезные, если что не так, сразу даю красный свет, но бестолково своей властью не пользуюсь. Только уж когда предел в пять раз выше нормы. Потому-то и авторитет у меня немалый, и уважение, и питание почти такое же, как у караульных. Мне даже женщину одну в помощницы определили. Хорошая женщина, бывшая певичка, пьет только много, зато, когда выпьет, такие душевные романсы поет - заслушаешься.

- А ты сам-то как сюда попал? - невольно заинтересовавшись его живописным рассказом, спросил я.

- Как попал? Да как и все, кто здесь находится. Биография тут у всех одинаковая. Одного послушаешь, других можно не спрашивать. Раньше я в самом деле был врачом, правда, ветеринарным, но врачом. Работал в совхозе имени Двадцать второго партсъезда.