Все меры безопасности были приняты, все казалось выверенным до конца… И все же никто из них не мог предположить, что слепяще‑яркий факел кипящего пламени из сопла двигателя вытянется почти во всю длину стометровой бетонной траншеи, подняв серо‑багровые тучи пыли и дыма. На барабанные перепонки давил чудовищный грохот – казалось, от него сейчас растрескается и разлетится обломками сама земля… Герман Григорьевич, защитив уши плотными противошумовыми заглушками, неотрывно смотрел в окуляры через фильтры темных очков.

Нет, никогда еще не доводилось ему видеть такое.

Согласно с программой испытаний на полной мощности стартового режима «РД‑018» проработал ровно восемь с половиной минут. Именно столько потребовалось бы разгоняемой им ракете, чтобы вынести на пятисоткилометровую орбиту десятитонный спутник. Стартовый ускоритель показал небывалую устойчивость и надежность всех элементов конструкции.

В доказательство этого академик Черемисин расширил рамки испытаний и через двадцать минут после первого запуска распорядился включить зажигание повторно, доведя нагрузку до критической.

Но и тут великолепная конструкция оказалась на высоте. Наконец подача топлива была перекрыта, огненный хвост уменьшился и словно втянулся в добела раскаленный конус сопла.

Клоков снял защитные очки и заглушки. Бледный, взволнованный и счастливый Черемисин подошел к нему.

– Ну что? – спросил он с неожиданным мальчишеским вызовом. – Впечатлило?

Машина отработала как часы. Судя по записям приборов, нам удавалось дозировать силу тяги в пределах плюс‑минус одного процента. Такое не под силу ни одному двигателю в мире!

Клоков хотел что‑то ответить, но Черемисин вдруг яростно взмахнул рукой и неожиданно возвысил голос:

– И что же? Вот такое чудо техники должно валяться на складе, ржаветь и пропадать? Такую машину – на свалку?

– Да погодите, Андрей Терентьевич… – Бросьте! Вложить миллиарды, вложить силы, вложить талант лучших умов страны, идти к этому дню столько лет – и что же? Выкинуть за ненадобностью? Что же нам делать прикажете? Закрывать лавочку?

– Успокойтесь, Андрей Терентьевич, – воскликнул Клоков. – Успокойтесь, дорогой. И дайте‑ка я вас сначала от души поздравлю. Я имею поручение передать вам самую искреннюю благодарность, приветствия и поздравления от премьер‑министра и Президента… – Спасибо! – горько воскликнул Черемисин. – Весьма тронут. Мерси. Ведь мы все тут – все двадцать тысяч человек только ради этого поздравления и старались.

Пусть они лучше вместо поздравлений приедут сюда и скажут, что теперь с нами будет и что нам делать.

– Я вижу, вы слишком переволновались, – чуть снисходительно улыбнулся Клоков. – И немудрено – родить такого исполина! Поскольку испытания прошли блестяще, давайте в связи с этим проведем небольшое рабочее совещание. В самом деле, пришло время обсудить все эти наболевшие вопросы и дальнейшую нашу стратегию. Собирайте ведущих руководителей отделов, посидим, поговорим… А «Зодиак РД‑018» еще полыхал жаром. Его раскаленные детали быстро остывали, отдавая жар своих поверхностей окружающему воздуху, который дрожал и вибрировал, как над костром.

Но детали сопла не обгорели, не оплавились. Лишь по титановым, танталовым, вольфрамо‑молибденовым элементам обшивки расплылись сине‑лиловые разводы, в то время как двигатель остался в идеальном рабочем состоянии, готовый к новым запускам и к новым извержениям ревущего огня.

Перед назначенным совещанием выпили шампанского за успех, за достигнутый феноменальный результат. Настроение у всех было приподнятое, лишь один Черемисин, который, казалось бы, должен был торжествовать больше всех, выглядел подавленным.