Оставленный опытной рукой шрам имел примерно пять сантиметров длины. Как раз такой длины, чтобы предположить: здесь из тела что‑то удалили. Что‑то, диаметром совпадающее с ломтиком сосиски.
Медленно, осторожно Мелинда повернула голову завоевателя кверху лицом и закрыла крышку ящика.
Это нелепо, говорила она себе. Абсолютно нелепо.
У завоевателей есть половые органы – эти существа, конечно, не почкованием размножаются. И каким бы образом они ни размножались, это не требует вмешательства хирургии. И все же… Отвернувшись, она подняла руку в перчатке, чтобы снять маску…
И замерла. Что‑то медленно плыло в воздухе не далее чем в десяти метрах от нее. Что‑то призрачно‑белое, совершенно нематериальное на вид, двигалось между штабелями ящиков и контейнеров.
Привидение.
Мелинда почувствовала, как дрожат руки, прижатые к щекам. Все сказки о призраках, которыми в детстве пугали ее Фейлан и Арик, всплыли в памяти, и душа ушла в пятки от ужаса. Она невольно отступила назад и вздрогнула, коснувшись спиной холодного ящика. Призрачная фигура остановилась и, казалось, повернулась к Мелинде…
И женщина с ужасом осознала, что обращенное к ней лицо – это лицо завоевателя.
В тот же миг призрак исчез, обратившись в ничто. Но это уже не имело значения. Из горла Мелинды рвался крик ужаса.
* * *
– Со мной все в порядке, – сказала Мелинда, одним глотком допивая горячую жидкость и возвращая чашку врачу. При этом она заметила, что ее рука все еще трясется. – Спасибо.
– Вы уверены? – спросил Холл оу эй.
– Да. Прошу прощения, подполковник.
– Это совершенно нормальная реакция, – заверил ее Холлоуэй. – Я, скорее всего, выпустил бы в этого призрака всю обойму. Вы можете что‑нибудь еще рассказать о нем?
Мелинда отрицательно покачала головой:
– Вряд ли. Но он точно был на складе. И он был трехмерным, и это, вне всякого сомнения, был завоеватель. Стоявший радом с Холлоуэем майор Такара возразил:
– Это не имеет ни малейшего смысла, Кае. Даже если не обсуждать вопрос, как они ухитрились это сделать, все равно непонятно, зачем понадобилось запускать голограмму на нашу базу.
– Может быть, для того, чтобы напугать нас, – предположил Холлоуэй. – Создать панику и посмотреть, как мы отреагируем, и узнать, сколько у нас людей и какое оружие. Если это была голограмма.
– А чем еще это может быть? – спросил Такура.
– Я не знаю, – пожал плечами Холлоуэй. – Но мы имеем дело с чужой расой и неизвестной нам технологией. И у нас есть ломтик какого‑то вещества – по предположению доктора Кавано, органа чувств завоевателя.
Такара, нахмурившись, смотрел на него:
– Вы же не считаете, что этот кусочек сосиски – деталь мудреного проекционного устройства, не так ли? С голограммой на выходе?
– Да, это нелепая идея, – кивнул Холлоуэй. – Но доктор Кавано сказала, что привидение плавало вокруг сложенного на нашем складе оборудования, поэтому я не боюсь показаться суеверным. Есть ли у нас какое‑нибудь устройство, которое с вероятностью хотя бы в один процент может блокировать проекционную систему, предположительно используемую завоевателями?
Такара уже извлек свой планшет.
– Что ж, мы можем соорудить еще один кокон, как тот, в котором храним тело. Но это не… минуточку! Вот что нам нужно: камера‑обскура!
– Что это? – спросила Мелинда.
– Электронная реконфигурационная камера, – пояснил Холлоуэй. – Многослойная сталь, свинец, мягкое железо и еще парочка материалов. Предназначена для того, чтобы блокировать любые воздействия на незащищенные кристаллические структуры. |