И тогда происходит нечто совершенно невероятное и поистине поразительное: по мере того как жидкость проникает в рану, умирающий возвращается к жизни. Его тусклые, остекленевшие глаза оживают, свет мысли загорается в безжизненных зрачках, щеки слегка розовеют, сжавшиеся ноздри расширяются, губы приоткрываются… Легкий стон вырывается из горла, грудь медленно приподнимается…

И происходит все это за какую-то минуту, в то время как врач, напряженно, тяжело дыша, со все возрастающим изумлением смотрит то на профессора, то на пациента.

Высокий, сухой, с седеющей бородкой, бледный, с горящими глазами, профессор Лобанов вытаскивает иглу из раны и говорит с поразительным спокойствием:

— Итак, вот оно, ваше чудо, дорогой Сергей Иванович Платов.

— И этот человек будет жить?

— Через три дня он встанет на ноги.

— Но это же воскрешение из мертвых!

— Полноте! Это слишком громкое слово для столь элементарного случая.

— Что вы говорите, он же ожил! Он живет! Он говорит! Он видит! Еще немного, он встанет и пойдет… Вы подлинный кудесник, профессор, вы, видимо, ввели ему настоящий эликсир жизни?

— Простая смесь зимазы и одного металла в коллоидном состоянии; оба препарата были изготовлены в моей лаборатории на Гороховой. Это — медицина завтрашнего дня, мой дорогой!

— И вы еще не познакомили ученый мир с этим чудодейственным препаратом?

— Я рассчитываю сделать это в ближайшее время… когда мне удастся добиться его большей устойчивости…

Окружающие тоже смотрят на ученого с восхищением, к которому примешивается некоторая толика страха. Раненый еле слышно произносит несколько бессвязных слов:

— …Убийца… он толкнул… господин Ничто… укрылся… да… это он, господин Ничто… невидимый…

— Он бредит, — говорит профессор, невольно вздрагивая. — Какое счастье, мой дорогой мэтр, что вы вмешались и спасли этого несчастного юношу!

— Я проходил мимо… узнав о покушении, я вошел и сделал лишь то, что велел мне мой врачебный долг… Однако бедняга не может долее оставаться в этом помещении…

— Его следует перевезти в больницу…

— Нет… лучше ко мне… за ним необходим особый уход… мои лекарства эффективны, но весьма опасны, и только я один могу их применять.

— Но вы окажете мне такую любезность и позволите навещать его, этого действительно необыкновенного раненого?

— С превеликим удовольствием. Он проспит часов десять… приходите завтра в полдень! А теперь мне нужны два добровольца, чтоб донести его до моей машины. Но только будьте осторожны, дети мои, очень осторожны, пожалуйста!

Через две минуты Федор уже лежит на подушках великолепного автомобиля в шестьдесят лошадиных сил, за рулем которого сидит бородатый шофер в высоких, до колен сапогах, в красной шелковой рубахе, перетянутой кожаным поясом. Профессор садится рядом с раненым. Автомобиль сразу же трогается и вскоре останавливается перед богатым особняком. Крепкие ворота тут же отворяются, автомобиль въезжает в просторный, освещенный электрическим светом двор, делает искусный поворот и останавливается перед крыльцом, где тотчас появляются люди в роскошных ливреях.

Профессор отдает короткое распоряжение. Федора поднимают со всеми возможными предосторожностями и относят в одну из комнат бельэтажа, раздевают и укладывают в постель, причем все это занимает не больше времени, чем описание этой процедуры. Профессор не отходит от пациента. Больной, кажется, уснул.