Нюшка не была жадной, просто она не любила переплачивать там, где можно купить дешевле. С чем-то согласен, с чем-то нет. На все сто согласился с тем, что хлеб лучше не покупать в лавке, а печь самим. Но это согласие дал, попробовав кусок хлеба, испеченный тетей Галей — то есть, Нюшкиной мачехой. Тот, что покупала Наталья в лавке, был неплох, но этот гораздо вкуснее. Договорились, что оплачиваю стоимость ржаной муки, а тетя Галя за это снабжает меня свежим хлебом. Получилось и на самом деле гораздо выгоднее. Печеный хлеб стоил полкопейки фунт, а я заплатил за мешок ржаной муки двадцать копеек, тем самым, обеспечив себя хлебом на три месяца вперед. Сэкономил, по Нюшкиным подсчетам, аж десять копеек! С ума бы не сойти от такой экономии. Не стал бы, конечно, заморачиваться, но повторюсь, что хлеб, испеченный в деревне Борок, был гораздо вкуснее.

Но где-то в глубине души я был согласен с кухаркой. Экономить нужно! В последнее время траты сильно увеличились. Подсчитал — треть жалованья уходит на оплату уроков! Скоро придется в «заначку» лезть или просить у родителей. Но просить у папы с мамой неудобно. Они и так на меня потратились. Правда, недавно опять наградных подкинули — сто рублей, причем, денежки пришли аж из Санкт-Петербурга, да еще из Управления по заготовлению государственных бумаг — видимо, за расследование дела Борноволкова, но если тратить такими темпами, хватит ненадолго.

Так что, придется слушаться домовенка в юбке.

Когда я впервые назвал ее Кузей, она обиделась. Пришлось объяснять, что Кузя — домовенок из сказки, который явился к девочке и принялся учить ее жить. Образ домовенка — хозяйственного и домовитого, Нюшке понравился. Пришлось даже вкратце пересказать содержимое мультика, выпуская, понятное дело, технические подробности, вроде духового шкафа или холодильника, в который пытался заселиться домовенок. Еще оказалось сложно объяснить — на какую работу уходит мама девочки? А если мама служит в гимназии, отчего в доме нет прислуги? А если нет прислуги, так отчего девочка, которой целых 7 лет, ничего не умеет?

В общем, беда с детками из девятнадцатого века, ничего-то они не понимают.

— Иван Александрович, а вас кто-то сглазить пытается, — заявила Нюшка.

— Сглазить? — удивился я. — Как это — сглазить?

— А вот, гляньте, что у крылечка нашла.

Нюшка протянула кусок бересты, на котором лежал какой-то волосяной шарик, размером не то большой грецкий орех, не то с небольшое яблоко.

— И что это за хрень?

— Это не хрень, а штука такая, через которую порчу наводят, — авторитетно заявила маленькая кухарка. — Наступили бы на такой шарик, то сразу бы заболели, а потом и вовсе померли. Я его даже в руки брать побоялась, щепочкой на кору замела.

Волосяной шарик и на самом деле выглядел очень мерзко. Не то, чтобы я его испугался, но в руки бы не взял. Противно.

— И что с ней теперь, с порчей?

— Надобно ее в проточной воде утопить, с молитвой. Вода на себя всю порчу примет. Но лед на речке. Еще можно в землю закопать, чтобы земля взяла. Земле ничего не страшно.

— Плюнь, — посоветовал я. — Во двор выбрось, или в печку кинь.

— В печку нельзя — всю порчу по ветру разнесет.

Я с удивлением посмотрел на Нюшку. Вроде бы, умная девчонка, а в какую-то фигню верит? Стоп. А сам-то чем лучше? Кто недавно к бабке ходил, чтобы та больной зуб заговорила? И ведь помогло. Скорее всего — эффект плацебо, самовнушение, отчего зуб перестал болеть.

Только подумал о плацебо, как зуб, словно услышав крамольные мысли, дернулся, заныл, а я мысленно возопил: «Нет, не плацебо, не плацебо, наговор бабушкин помог!».