— Я благодарю вас, ваше величество, — ответил я, чувствуя, как пересохло в горле.

— Это я благодарю вас за прекрасную картину и хочу преподнести вам небольшой подарок, — он повернулся и сделал знак адъютанту, который тут же вложил ему в руку небольшую шкатулку, точнее, футляр, наподобие того, в котором я таскал свою пилку. При этом адъютант с трудом сдерживал себя, чтобы не заржать. — Почему-то я решил, что эта вещь очень важна для вас.

Я взял протянутый футляр, выполненный из золота с россыпью драгоценных камней, как ядовитую змею. Мамбов скоро косоглазие получит, так он пытается наблюдать за тем, что творится чуть сбоку от него. Открывал я футляр очень медленно. На красном бархате лежала… пилка, мать её, для ногтей! Это было настоящее произведение ювелирного искусства, включая алмазное напыление. Очень аккуратно закрыв футляр, я посмотрел на Кречета. Его глаза смеялись.

— Я благодарю вас, ваше величество, это неоценимый подарок для меня, — и, коротко поклонившись, я решился. Вытащив свой футляр, протянул его императору. — Прошу вас принять от меня мою пилку в знак признательности, и чтобы освободить место в кармане, для вашего подарка.

Кречет рассмеялся. Смеялся он красиво, чуть запрокинув голову.

— Дмитрий Фёдорович, поздравляю с прекрасным приобретением, — наконец, произнёс он, поворачиваясь к Медведеву, у которого от моей выходки скулы порозовели. Император тем временем забрал серебряный футляр и на глазах у всех вложил в нагрудный карман, похлопав его при этом. — Кстати, вы в курсе, граф, что этой пилкой можно убить человека десятью разными способами.

— Э-э-э, — глубокомысленно протянул я, а Кречет похлопал меня по плечу, и Медведев чуть ли не силой поволок к тому месту, где мы стояли до награждения. Со стороны казалось, что он деликатно поддерживает за плечо графа, который от избытка чувств сейчас в обморок упадёт. На самом деле, боюсь, у меня на плече останутся синяки от его хватки. — А какой десятый метод-то? — удалось мне пробормотать, когда Дмитрий Фёдорович изволил отпустить меня.

— Рысев, заткнись и улыбайся, — протянул Медведев, и я послушно закрыл рот.

Кречет в это время произнёс совсем короткую речь и взмахом руки отпустил всех нас. На лицах всех присутствующих отразилось настолько явное облегчение, что император усмехнулся. На выход потянулись в соответствии с регламентом. Сначала вышли гости из родственников, затем девушки, потом наш курс, в котором мы шли замыкающими.

Когда я проходил мимо стоявшего в дверях распорядителя, он так на меня посмотрел, что я даже отпрянул. Как будто это я виноват, что император удостоил меня короткой беседы и тем самым нарушил временные рамки.

В коридоре Медведев развернулся и принялся разглядывать меня немигающим взглядом.

— Рысев, какие грёбанные черти надоумили тебя сделать то, что ты сделал? — он протёр лицо.

— Я не думал, что у его величества окажется столь изощрённое чувство юмора. — Пробурчал я в ответ. — Поэтому растерялся и действовал рефлекторно.

— Женя, если бы у его величества не было чувства юмора, он уже давно свихнулся бы от идиотизма, полного кретинизма и вопиющей наглости половины своих поданных, — простонал Медведев. — Просто в следующий раз не делай этого. Засунь свою рефлексию глубоко себе в задницу и улыбайся, Рысев, просто улыбайся.