– ответил Краснов, указкой отмечая нужные узлы. – За счет пассивных преобразователей машина легко может перемещаться в зонах диссонанса, или при вторичном облучении от искаженных материалов.
– Я так понимаю, что главная задача такой машины – это сбор образцов и исследования? – на всякий случай уточнил я.
– Совершенно, верно, ваше высочество. – кивнул Максим. – По нашей оценке исследователи на этой машине смогут проникать на расстояние до двухсот километров к центру зоны. А в случае гусеничного хода – до ста.
– А по воздуху? – нахмурившись уточнил я.
– Если строить аналог нашего первого дирижабля, то не более трехсот километров. – чуть опустив глаза ответил Максим. – Интенсивность диссонанса и активность врат Польской зоны выше в несколько десятков раз. На текущем технологическом уровне всё что мы можем – создать чуть более эффективные аналоги подавителей и подвести их на этих машинах ближе к центру.
– То есть ровно то же, чем занимается общество Тесла. – резюмировал я. – И при этом машины разорвет при дальнейшем приближении.
– Скорее расплавит, ваше высочество, но да, мысль верная. – чуть смущенно ответил Максим. Он был многократно проинструктирован не говорить никому о своем резонаторе, пока мы не закончим испытания и не создадим бомбу способную закрыть или подавить центр зоны.
Правда тут было сразу несколько принципиальных проблем. Первая из них – диссонансные щиты, надежно прикрывающие центр зоны от снарядов артиллерии и рельсовой пушки Перуна. Возможно, удастся их продавить постепенно, как было с крушением дирижабля, который живое море приняло за добычу.
И это было второй проблемой – живое море, уже через пару недель с момента образования Польской зоны оно распространялось на десятки километров от предполагаемого центра, сейчас же занимало не меньше сотни километров в радиусе и нескольких километров в высоту. Думаю даже из космоса этот нарыв на теле Земли можно было с легкостью разглядеть.
Пусть у этого колосса не было ни разума, ни инстинктов или чувств, в нашем привычном понимании, но он прекрасно справлялся и без них. На элементарных нервных импульсах. Как тогда, когда десятки щупалец свились в одно целое, в неживую движущуюся башню из плоти. Дым от горящей испаряющейся плоти и десятки километров расстояния – это разом перекрывало любую возможность применения лазеров или подобного оптического оружия.
Но последняя проблема вызывала у меня куда больше опасений. Тот самый разум, которого у моря плоти изначально не было. Существо, действующее как амеба, на грани первобытных нервных импульсов, не могло догадаться создать наши копии, заставляя их метаться по Европе, нападая на царственные дома и простых граждан. Амеба не могла придумать срастить часть себя и летающий корабль. Да что там, даже до живых орудийных платформ она бы никогда и ни за что не дошла.
А всё это уже который месяц появлялось на рубеже и регулярно пробовало нашу оборону на зуб. У твари появился разум, а возможно не разум, а помощник, обладающий разумом. Но так или иначе – мы обязаны были учитывать возможность того, что в будущем это существо станет куда умнее и опаснее чем сейчас.
Правда и план у нас на такой случай тоже был.
– В данный момент мы установили подавители на Рубеже, включая их только во время атаки. – продолжил Максим. – Но это временное решение. Передвижные обелиски позволят нам существенно снизить давление на границу, и возможно даже отбросить противника на несколько сотен километров по всему фронту.
– Только это потребует тысячи подобных машин. – не выдержав сказал Рублев. – А каждая из них весит сорок пять тонн, тридцать четыре из которых – проводящий металл. Мы столько за год раньше добывали.
– Значит наша задача нарастить выпуск до необходимых… сколько говоришь, тридцать четыре? Значит до тридцати четырех тысяч тонн. |