— Не знаю. У тебя есть домработница?

— Ко мне приходит одна бабушка убираться в квартире и гладить мои рубашки.

— Тогда одна из твоих пассий?

— У меня сейчас нет пассий.

Таню это заинтересовало. Она вспомнила их последний разговор перед ее отъездом в Варшаву. Он утверждал, что изменился и постарел. Она почувствовала, что ему нужно показать это, а не ограничиться словами. Она была уверена: это всего лишь уловка, рассчитанная на то, чтобы уложить ее в постель. Или она ошибалась? Она сомневалась в этом.

После ужина она спросила его, что он думает о тех гонорарах, которые накапливались в Лондоне.

— Ты должна взять эти деньги, — сказал он.

— Не говори глупости. Ты писал книги.

— Мне было мало чего терять — я уже находился в Сибири. Они больше ничего не могли мне сделать, разве что убить меня. А смерть в тех условиях была бы избавлением. А ты рисковала всем: карьерой, свободой, жизнью. Ты заслуживаешь этих денег больше, чем я.

— Я не взяла бы их, даже если бы ты мог дать их мне.

— Тогда они, вероятно, будут лежать там, пока я не умру.

— А ты не хотел бы попробовать эмигрировать на Запад?

— Нет.

— Ты уверен?

— Да, уверен.

— Почему? Ты мог бы писать обо всем, что тебе захочется. Не было бы никаких радиосериалов.

— Я не поехал бы… без тебя.

— Ты это серьезно?

Он пожал плечами.

— Я не рассчитываю на то, что ты поверишь мне. Почему ты должна верить? Но ты самый важный человек в моей жизни. Ты приехала в Сибирь разыскивать меня — ты, и никто другой. Ты пыталась добиться моего освобождения. Ты тайно переправляла мои труды в свободный мир. В течение двадцати лет ты была моим лучшим другом.

Эти слова тронули Таню до глубины души. Она никогда не смотрела на их взаимоотношения под этим углом зрения.

— Спасибо тебе за такое признание, — сказала она.

— Это не больше чем правда. Я никуда не поеду. Конечно, если ты не поедешь со мной, — добавил он.

Она не спускала с него глаз. Серьезное ли это предложение? Она не решалась задать такой вопрос. Она перевела взгляд на снежинки, кружащиеся в свете фонаря за окном.

— За двадцать лет мы даже ни разу не поцеловались.

— Это правда.

— И ты все еще думаешь, что я бессердечный Казанова.

Сейчас она и не знала, что подумать. Изменился ли он? И вообще, меняются ли люди? Она сказала:

— После стольких лет разве можно нарушать заведенный порядок?

— И все-таки я этого хочу всем своим сердцем.

Она перевела разговор на другую тему.

— Будь у тебя шанс, ты поехал бы на Запад?

— Только с тобой, и никак иначе.

— Мне всегда хотелось сделать Советский Союз лучше, но не бежать из него. Но после поражения «Солидарности» мне трудно поверить в лучшее будущее. Коммунизм может существовать тысячу лет.

— Во всяком случае, дольше, чем мы с тобой проживем.

Таня стояла на распутье. Она удивлялась, как ей хотелось поцеловать его. Еще больше ей хотелось остаться здесь, разговаривать с ним, сидя на диване в этой теплой квартире, когда за окном падают снежинки, долго-долго. Какое странное чувство, думала она. Возможно, это любовь.

И она поцеловала его.

Немного позже они пошли в спальню.

* * *

Наталья всегда первой приносила новости. Взволнованная, она вошла в кабинет Димки в канун Рождества.

— Андропов не будет присутствовать на заседании Политбюро, — сообщила она.