— Под рясой не видно, что у вас нет руки.
— Работать я больше не мог,— словоохотливо рассказывал привратник,— и когда умерла с горя моя мать, а следом и отец, я поступил в этот монастырь, еще не будучи постриженным… Да благословит Пресвятая Богородица нашу милостивую игуменью! С тех пор, как она здесь, нам грех роптать на свою судьбу.
— Вы достойный служитель, благочестивый брат! Примите от меня небольшое вознаграждение за ваши прежние доблести.
С этими словами Эбергард опустил в руку привратника горсть золотых монет.
— Благодарю вас, благородный господин, за ваше великодушие. Но зачем мне деньги, у меня здесь есть все, что нужно.
— Я вижу, вы дали обет нищенства,— проговорил Эбергард.— Простите мне мою недогадливость.
— Позвольте, благородный господин, опустить ваше богатое подаяние в эту железную кружку.
— Конечно, делайте с ним, что хотите. Для кого собираются деньги?
— Для бедных жителей окрестных деревень.
Эбергард с радостью мог убедиться, что этот монастырь достойно выполнял свое истинное предназначение.
Он пожал руку старому монаху и вслед за ним поднялся по лестнице.
Наверху показалась игуменья и двинулась к нему навстречу.
Привратник удалился.
Эбергард поклонился принцессе Шарлотте. Оба были взволнованы этой встречей и не произнесли ни слова.
Игуменья протянула князю руку и повела в свою приемную. Нельзя было сказать, что здесь живет принцесса. Покинув мир со всем его блеском и роскошью, Шарлотта стала вести жизнь суровую и простую.
Она избегала глядеть на князя. Душа ее только начала успокаиваться, и этот неожиданный визит разбередил старые раны. Она до сих пор любила Эбергарда и никогда не переставала его любить, разлука с ним принесла ей много горя. Но теперь ее чувство, глубокое и потаенное, видоизменилось — она любила Эбергарда как верного надежного друга, который может ободрить ее в трудную минуту и подкрепить советом и помощью.
— Простите мне, благочестивая женщина,— сказал Эбергард взволнованным, проникающим в самое сердце голосом,— что еще раз нарушаю ваш покой; когда мы с вами простились навеки, я никак не думал, что нам суждено снова встретиться.
— Я понимаю вас, Эбергард, вы охотно избежали бы этой встречи. Но я счастлива, что мне пришлось еще раз увидеться и поговорить с человеком, которого я теперь вполне поняла. Примите мой искренний привет!
— Ваша доброта действует благотворно, Шарлотта.
— Вы страдаете, Эбергард, я это вижу. Скажите, что с вами случилось? — воскликнула игуменья.
— Я вам все расскажу, и вы поймете,— отвечал Эбергард.— Да, я пережил тяжелые часы.
— Голос ваш дрожит. Ваше дитя… ваша дочь?…
— Она нашлась, Шарлотта, она жива!
— О, благодарю тебя, Создатель, за это известие.
— Она жива, но…
— Говорите же, я должна все знать!
— Никогда больше не будет она счастлива, никогда душе ее не знать покоя!
— О Боже! Говоря так, вы выносите приговор и своей душе и судьбе.
— Мой удел — утешать и поддерживать несчастную. Она разбита душевно и истощена телесно; бесчисленные страдания исчерпали ее силы, и теперь единственное ее желание, главное в жизни,— это найти ребенка, которого она в минуту отчаянья отдала в воспитательный дом, чтобы избавить от преследований.
На лицо Шарлотты набежала тень, она чувствовала, как князю тяжело говорить об этом.
Эбергард между тем продолжал:
— Но самое ужасное в ее судьбе, самое страшное ее наказание в том, что второе существо, произведенное ею на свет одновременно с первым, брошенное в минуту умопомрачения, исчезло бесследно. |