— Хорошо, милый Фукс, я так и передам. А потом вы, без сомнения, из Гавра отплывете в Америку?

— Вы угадали мои намерения, барон! Только не через Гавр, я выберу дорогу получше.

— Это ваше дело,— удовлетворенно кивнул Шлеве.— Договор заключен! Теперь все зависит от начальника тюрьмы; я направляюсь к нему сию минуту, от него вы узнаете все остальное.

— Тысяча благодарностей, барон!

— Не спите, Фукс, чтобы и во сне не проболтаться о том, что мы с вами решили. Значит, через три дня в особняке на улице Риволи будет покойник?

— Наверняка, дорогой барон.

Заскрежетал ключ в замке, и барон громко сказал:

— Да ниспошлет вам Господь свою милость!

Разговор был окончен.

Господин д'Эпервье лично отворил дверь — неслыханная благосклонность! Но, чтобы не испортить своих рук, он надел кожаные перчатки.

Барон двинулся к нему навстречу.

Господин начальник предоставил надзирателю запереть дверь и провел дорогого гостя в свой служебный кабинет, а оттуда они направились домой к господину д'Эпервье — он жил совсем рядом с тюрьмой.

Разговаривая о холодной осени и о последних скачках, они дошли до роскошной квартиры господина д'Эпервье.

Канделябры уже горели в зале, куда начальник тюрьмы провел своего гостя.

Он попросил его сесть в обитое бархатом кресло.

Лакей принес отличную мадеру и дорогие кубки.

Казалось, господин д'Эпервье задался целью оказать барону самый изысканный прием.

Когда оба господина, познакомившиеся, как мы уже знаем, в Ангулемском дворце, остались вдвоем, разговор зашел об удивительных увеселениях, доставляемых своим гостям графиней Понинской.

— Эта женщина просто чародейка! — заявил д'Эпервье с таким восторгом, что барон не мог более сомневаться в его любви к Леоне.

— Она так же хороша, как и умна и недоступна,— подтвердил он.

— Недоступна,— повторил д'Эпервье. — Должно быть, вы правы, барон. Кстати, вы давно знакомы с графиней?

— Я имею честь уже несколько лет пользоваться ее доверием. Это несчастная женщина, преследуемая судьбой.

— Кто бы мог подумать! Она всегда так весела и безмятежна.

— Это обманчивое впечатление.

— В чем же причина ее несчастий?

— О, это семейная тайна!

— Графиня — красивейшая и благороднейшая изо всех виденных мною женщин! — с воодушевлением воскликнул д'Эпервье и наполнил кубок барона в надежде, что тот предоставит ему возможность увидеть вблизи первую красавицу Парижа.— Выпьем за здоровье этой прелестной женщины, барон!

— С удовольствием! — охотно согласился Шлеве.— Между прочим, мое сегодняшнее посещение имеет прямое отношение к этой тайне.

— Имеет отношение к этой тайне? — с удивлением переспросил начальник тюрьмы.— Этот приговоренный к смерти…

— …с которым я по вашей милости разговаривал,— продолжил Шлеве.

— Этот Фукс и прекраснейшая и благороднейшая дама…

— …таинственно связаны между собой,— закончил Шлеве.— Не расспрашивайте меня более, господин д'Эпервье, прошу вас, я не распоряжаюсь чужими тайнами. Могу лишь заверить вас, что графиня всем пожертвует, лишь бы приговор не был приведен в исполнение.

— Я в высшей степени поражен. Но Боже мой, почти в каждом семействе случаются какие-нибудь несчастья. Вспомните маркиза Шартра, брат которого был сослан на вечное поселение в Кайен; вспомните сына графа Монтебло, бежавшего в Австралию…

— Ему удалось бежать? — подхватил Шлеве, стараясь повернуть разговор в нужном ему направлении.