Изменить размер шрифта - +
Но я не мог сидеть рядом и смотреть на ее страдания. Тем более мои увещевания не помогали ей. Я стащил ее с кровати и поставил на ноги, придерживая за талию, чтобы она не упала. Это немного пробудило ее, хотя я почти тут же пожалел о своей доброте. Как только Каз обрела равновесие, она набросилась на меня с такой же свирепостью, что и раньше. Графиня явно видела перед собой кого-то другого. Я защищался, стараясь не причинять ей вреда. После краткой борьбы она стала менее неистовой. Казимира медленно приходила в себя, как будто всплывала из темного омута на поверхность реки.

— Что?..

Она осмотрела комнату и знакомые вещи, затем перевела взгляд на свое обнаженное тело.

— Почему я?..

— Надеюсь, ты помнишь, почему сейчас без одежды. Если нет, то я даже не знаю, как объяснить тебе это.

Она повернулась ко мне и нахмурила брови.

— Никогда не шути так, Бобби. Мы оба знаем, что случилось. Я просто не понимаю, почему хотела вырвать твои глаза…

Она покачала головой.

— У тебя был кошмар. Я попытался разбудить тебя, но ты начала буянить.

Ее глаза вновь наполнились слезами, которые едва не потекли по щекам. Если раньше они вызвали бы у меня только звон тревожных колокольчиков, то теперь я перестал сомневаться в их искренности — слишком быстро они возникли. Даже тренированная актриса, с трудом выйдя из кошмарного сна, не смогла бы вертеть обручи таким хитрым способом.

— Это был не кошмар, а воспоминание, — прошептала она.

Казимира забралась обратно в кровать и натянула покрывало до пояса. С ее юным лицом, большими глазами и длинными золотистыми волосами, ниспадавшими на обнаженные плечи, она могла быть точной копией легендарного снимка Алисы, который преподобный Доджсон[29] держал запертым в ящике для документов и никому не показывал — даже Богу.

— Это был он, — сказала она, с трепетом закрыв глаза. — Я часто вижу сны о нем.

— Ты имеешь в виду Элигора?

Она печально усмехнулась.

— Нет. Я говорю о первом мужчине в моей жизни. О человеке, который мной владел и которого я убила.

Я не смел произнести ни слова, но она, наверное, почувствовала что-то в моем молчании. Ее глаза открылись. Она взглянула на меня с кривой усмешкой.

— Ты же не думал, что меня отправили в Ад по ошибке? Поверь мне, Бобби, я заслужила каждый миг своего вечного проклятия.

 

— Если не хочешь, ничего не говори. Но если тебе нужно, я выслушаю твою историю.

— Тут почти не о чем рассказывать. Это случилось очень давно. Он был важным человеком, храбья —  графом, как мы теперь говорим. Его звали Павлом. Этой графской семье принадлежала большая часть земель вокруг Любляны.

— Любляны? Польша?

Теперь я понял, почему она шептала во сне на каком-то среднеевропейском языке.

— Когда это было?

— Ты точно хочешь знать?

На ее лице появилась злая улыбка.

— Надеюсь, тебе нравятся старые женщины. Очень старые. Давай я объясню тебе так. Ты знаешь о начале Ренессанса? Моя история произошла намного раньше.

Я промолчал. На меня надвигалось что-то грозное и неизбежное, похожее на бурю. Я решил отбросить все сомнения и позволить этому случиться.

— Меня отдали ему, — сказала она. — В те дни девушки быстро взрослели. Мне исполнилось пятнадцать лет, и я практически считалась старой девой!

Она засмеялась. Мне было больно слышать горечь в ее голосе.

— Граф Павел решил подыскать себе супругу. Он был храбрым солдатом и жестоким правителем. На вид высокий, симпатичный мужчина, но внутри садист и извращенец со сломанной и искореженной душой.

Быстрый переход