В полной тишине я смотрел на ближайшую тропинку, но ничего не видел, кроме деревьев и травы и погружающегося в темноту пруда. Трафик на Пятой авеню, казалось, был так далеко отсюда, как будто в другом мире. Самый громкий шум, который я слышал, — это стучащая в висках кровь. Словно палочками выбивали ритм на барабане, точнее, барабанных перепонках. Я взглянул вверх и неожиданно понял, что отсюда видно офис отца — высотку на Третьей авеню. Там горел свет. Кто-то из партнеров все еще работал в такое время в главном офисе.

Я дотронулся до кнопки на телефоне — экран туже загорелся, подсвечивая мое лицо снизу. Я набрал домашний номер и принялся ждать. Гудки казались бесконечными. Наконец я услышал голос Энни:

— Алло?

— Привет, Энни, — прошептал я.

Я слышал, как у нее фоном работает телевизор и играет музыка; она вообще-то слушала много хип-хопа и R&B с тех пор, как ей исполнилось двенадцать лет.

— Привет, заяц, это я.

— Привет, Перри, ты где? Мама с палой поехали в город искать тебя. И должна тебя предупредить, папа очень зл…

— Энни, послушай меня, ты должна убираться из дома. Срочно! Дуй оттуда!

— Что? Почему?

— Там не безопасно, ты должна оттуда убираться. Иди к Эспеншейдам, к соседям справа, главное — выберись из дома.

— Перри, а ты в курсе, что уже ночь? Я обещала маме, что никуда не уйду, мне даже на телефонные звонки нельзя отвечать, если это не что-то очень важное. Как будто я типа узнаю, что важно, а что нет, если не отвечу на звонок. Ну, это мама, ты же знаешь.

Я услышал, как она хрустит чем-то — то ли попкорном, то ли чипсами, а потом запивает лимонадом. От этого мне стало немного лучше. Я представил, как она сидит с ногами в кресле, живая, чипсами хрустит, дурака валяет…

— Слушай, Перри, а ты-то там что делаешь? Тяжело дышишь. Все еще в Нью-Йорке?

— Энни, послушай, у нас в подвале дома заложена бомба.

— Чего?

— Бомба заложена в подвале нашего дома.

— Ха-ха! Очень смешно.

— Я не шучу, ее заложила Гоби.

— Гоби? Наша студентка?

— Она не наша студентка, она что-то типа международного киллера, так что тебе надо выбираться оттуда, поняла?

На том конце провода повисла тишина, звуки телевизора и музыки стихли. Энни то ли выключила их, то ли перешла в соседнюю комнату, закрыв за собой дверь.

— Энни, ты слышишь меня?

Она тяжело дышала в трубку.

— Энни?

— Перри, ты даешь мне слово, что это не шутка? — спросила она. — Потому что если это шутка, то это очень, очень злая шутка.

— Это не шутка, — ответил я.

— Поклянись.

— Клянусь, — сказал я. — Выбирайся скорее!

— Хорошо.

— Позвони в полицию, как только доберешься до Эспеншейдов.

— Перри?

— Что.

— А я слышала однажды, как Гоби разговаривала по телефону в своей комнате. Она думала, что ее никто не подслушивает, и мне показалось, что она говорит про пистолеты, она все время переходила с английского на литовский, и я тогда никому ничего не сказала, потому что решила, что это просто я ослышалась или неправильно ее поняла, — в голосе Энни теперь дрожали слезы.