За проемом кто-то шаркал и неразборчиво бормотал себе под нос; что-то ритмично звякало. Много чего-то.

«Что же, по крайней мере, это не псих, который притащил в авоське темноволосую карлицу и теперь режет на ней символы. Зато котом швыряться не придется. Этого он, кажется, не одобрил бы. Тьфу, она не одобрила бы.

Но интереса это не убавляло, скорее добавляло. Оглянувшись, Дмитрий понял, что дорога отсюда вполне просматривалась, да и то место, где она переходила в тропу, – тоже. А вот увидеть что-то с дороги в этих зарослях, да еще в сумерках, очень тяжело. И еще одно. Найти столько пустых бутылок, да еще в годы, когда население предпочитало сдавать их само, да еще не отнести на базу, а притащить домой и сортировать? Это граничило с фантастикой, а фантастику, особенно научную, Дмитрий любил.

Стучать тут можно было только в бетонную стену, поэтому он просто подошел к проему и сказал:

– Тук-тук! Есть кто дома?

Дома явно были. По крайней мере, звяканье стихло сразу, а через несколько секунд перед Дмитрием возникло бородатое опухшее лицо, изборожденное морщинами. Сложно было сказать, сколько мужику лет, но Дмитрий ставил на сороковник плюс еще двадцатку за счет водки и самогона. Один за полтора, стало быть. Жизнь в тяжелых условиях. Представитель уникального вида, которого официально в СССР не существовало: человек бездомный. Пережиток старого режима, который должен исчезнуть по завершении строительства социального государства. Государство в целом строилось, и уже десять лет как каждому советскому гражданину гарантировалось жилье, но стройка чем дальше, тем больше не успевала за нуждами, а кроме того, находились и убежденные бездомные тунеядцы.

– А?.. – начал было мужик, но Дмитрий не дал ему договорить.

– А добрый день! Не ваш котик потерялся? Так и думал, что не ваш. Мой будет. А что, одни дома? Друзья не заходят?

– Друзья? Да Витька, что ли, с Лерой?.. А вы откуда про них?..

– Да их все знают, – без запинки соврал Дмитрий, протискиваясь мимо мужика в дом. – Можно войти? Эх, какой вход узкий. Подвиньтесь, пожалуйста, вот так…

– Так Витька-то, – беспомощно выговорил мужик, хмурясь, – сгинул ведь. Как он зайдет? На Леркин день рождения и сгинул. Мы его ждали, всегда же приходил. Ждали, а его нет и нет. Ну, думали…

Подвал-землянка оказался невелик, но на диво вонюч. Перегар, застарелый пот, моча, какая-то гниль, гарь от тусклой масляной лампы… кошка завозилась на руках, фыркнула, а Дмитрий снова пожалел, что бросил курить. С тех пор запахи стали ярче, что сейчас было вовсе не с руки.

Но запахи или нет, а владелец подвала позаботился и об удобстве. В углу стояла узкая кровать, заваленная тряпками, а над ней висела полка с десятком потрепанных книг. Напротив примостился круглый столик, рядом с которым стояло кресло-качалка. Авоська лежала на кресле, а часть ее содержимого успела перекочевать на стол: четыре литровые бутылки из-под молока, заполненные мутной жидкостью.

Вот это было уже совсем интересно. Судя по сумке, там оставалось еще как минимум столько же, а то и вдвое больше, то есть десять-двенадцать литров чистого или не очень самогона.

– Думали?.. – переспросил Дмитрий, пытаясь понять, откуда бы у бездомного мужика столько денег. Не работал же он на огородах месяц, не разгибая спины, ради такого. – О чем?

– Так что болеет, – разъяснил мужик, который так и стоял у входа, словно не зная, что делать. – Слег, потому что осень холодная же выдалась. Он же, дурак, в лекарства не верит. Уж я ему объяснял, а он все нет да нет, верой, говорит, спасется. Да какой верой, когда даж кирха разваленной стоит. А он все: даже так она веру целительную излучает.