Те существа, которые разучились убивать ради насыщения, бездарные слабаки! Но Сатору – человек, он не в состоянии понять эту истину. Что толку объяснять.

– А Нана хороший охотник?

– Не то слово! Он тут недавно голубя изловил, когда бедняга залетел к нам на крыльцо.

Да-да, верно говоришь. Изловил, потому что эти твари совсем обнаглели на человеческой территории. И мне захотелось хорошенько их проучить, хоть разок. А Сатору с полными слез глазами твердит мне одно и то же: «Ну зачем ты их убиваешь, ведь ты же не станешь их есть?» И мешает мне охотиться во время прогулок.

А не ты ли, Сатору, сетовал, что голуби обгадили выстиранные вещи, которые ты повесил сушиться? Вот я и подумал: «Если я отважу этих тварей, и Сатору порадуется, и я поохочусь – в буквальном смысле „одним ударом двух птиц“!» Чем же ты недоволен? И кстати… после того случая ни один голубь не осмелился залететь к нам на крыльцо! Только я что-то так и не услышал слов благодарности.

– С этим голубем была потом куча проблем. Ну, воробья или мышь можно закопать в кустах рядом с домом, но голубь слишком большой… его не так легко спрятать. В итоге пришлось похоронить его в парке. Если кто-то видел, как тридцатилетний мужик закапывает голубя, точно заподозрил меня в чем-то таком, нехорошем.

– В наше время много странного в мире.

– Да уж. Пока закапывал, без конца оправдывался перед прохожими: «Простите, но это не я, его убил мой кот». Знаешь, люди смотрели на меня очень недобро. Это был единственный случай, когда я не взял Нана с собой на прогулку.

Подумать только! Сколько у тебя было проблем… Тем более надо было взять меня с собой. Но Сатору мне об этом ничего не говорил, так что я не собираюсь извиняться.

– Похоже, Нана не такой ручной, как Хати.

– Иногда он бывает очень ласковым. Когда мне плохо или настроение – дрянь, он всегда ложится под бочок…

Ну, ведь в такие моменты мне тоже не больно-то радостно.

– Иногда мне кажется, что он понимает человеческую речь. И еще он очень умный.

Зато эти двуногие, которые думают, что коты их не понимают, глупы как пробка!

– Хати тоже был очень ласковым. Когда я прибегал к тебе после очередной взбучки отца, он всегда забирался мне на колени и не хотел слезать.

– Он чувствовал, когда человеку плохо. Если родители ссорились, он всегда приходил к тому, кому доставалось больше.

– Нана такой же?

– Безусловно. Он очень добрый.

Ну вот, и до меня добрались. Похвалил наконец. Хати, похоже, был хороший кот, но все эти славословия… Хати то да Хати се… Он ведь умер, верно? Может, мне тоже нужно умереть, чтобы и меня так расхваливали?

– Ты прости меня, – сказал вдруг Коскэ. – Я тогда должен был взять у тебя Хати…

– А что мы могли поделать?

По тону Сатору было понятно, что он не держит обиды, а вот Коскэ… Весь его вид говорил о том, что его обида не прошла.

* * *

Хотя Хати жил в семье Сатору, половину его воспитания Коскэ взял на себя. Всякий раз, приходя к другу, Коскэ играл с Хати. Бывало и так, что Сатору брал Хати с собой, собираясь в гости к Коскэ.

Сначала отец Коскэ был категорически против кота в доме, и они играли в гараже, но вскоре мама Коскэ стала пускать их в дом, разумеется кроме студии. Тогда и отец постепенно смягчился и даже привык. Поначалу он строго следил, чтобы кот не точил когти о стены и мебель, но потом стал проявлять к Хати некоторый интерес.

Коскэ очень жалел, что Хати не его кот, но был рад и тому, что отец стал к котенку добрее. Ему казалось, что отец хотя бы отчасти понял его и сделал шаг навстречу.