|
Я просто представила, как ты можешь перепутаться, если вдруг милиция завалится на ночь глядя.
– Спасибо.
– Ерунда. Я сама без мужчины в доме, понимаю.
И я поспешила на свой третий этаж. Прижавшийся к стене Борис кивнул мне вполне по человечески. Вот что значит одна упряжка. Ворвавшись в квартиру, я как добросовестный служака набрала номер Измайлова.
– Господин полковник, ваше задание выполнено.
– Перевозбудилась, Поля?
– Вы приказали доложить сразу по исполнении.
– Я тебе приказывал?
– Так точно.
– Выпей пустырника, девочка, он на тебя отменно действует. Я тебе попозже сам позвоню.
– Удачи, Измайлов.
– Ладно, не пей пустырник.
Глава 14
До полуночи Измайлов не позвонил. Утром тоже. Когда я была норовистой девчонкой, я принимала такие перерывы на свой счет и страдала – мною пренебрегли. Позже сообразила, что неограниченное количество времени на женщину есть только у мужчины, собравшегося к ней на содержание и занимающегося ухаживанием, словно работой, гарантирующей скорый гонорар и отдых. Я не тянула на дело жизни полковника Измайлова Виктора Николаевича и без рисовки уважала его за это. Хохмы, конечно, скрашивают будни. Влечение, наряженное противостоянием, вводит из просторного фойе холодности в тесные декорации чувственности. Но убийца, которого искал Измайлов, был грязной реальностью, мало располагающей к флирту или роману с соседкой.
Меня страшило другое. Если у Норы скрывался Слава Ивнев, Измайлов должен был праздновать победу. А не сообщить о ней пожелавшей удачи женщине под силу лишь камню, о который сам собой расшибся враг. Значит, либо он не воспринимал меня в качестве женщины, либо… Неужели Измайлов потерпел поражение, и все, что было у меня, Сергея и Бориса вчерашним вечером, – фарс? Нет, даже не так. Неужели Измайлов из тех, кто полагает, что нерассказанного женщине как бы вовсе и не случилось? А ведь, проигравший, он стал бы мне только дороже. Я то знаю, каково любить непобедимых. Не хватит опыта защититься самовнушением: «Я причастна к его успеху, в нем есть и доля моего труда, увещеваний, молитв», и можешь содрогаться от ощущения собственной никчемности и ущербности.
В общем, если побежденный Измайлов позвонит, можно не сомневаться – я ему не безразлична. Остальное всего лишь на время отложится. Подумаешь, выиграет завтра, послезавтра, ведь соревнование длится бессрочно. У меня чутье на чемпионов, а он из них.
Не успела я как следует раскиснуть, телефон ожил.
– Иди ко мне, – позвал Измайлов.
Интересно, что он говорит, когда манит в постель? Тоже: «Иди ко мне?» Разумеется, интрига создается словами, но не до такой же степени. Однако при виде Измайлова фривольные мысли о постели куда то сгинули. Он был хмур и озабочен. Ну что ж, Николаич, не одной мне суждено прокалываться. Ты на меня орал, а я тебя пожалею.
– Был в больнице?
– Да.
– И что сказал врач?
– Все нормально.
– Устал?
– С чего бы?
– Приготовить поесть?
– Не надо.
Так, поговорили. Не часто мне выпадало задумываться, стоит ли продолжать беседу, но пришлось.
– Полина, ты далеко собралась?
– Домой. Ты цедишь слова, будто у тебя челюсть сломана.
– Я просто ждал, что мне сегодня гипс снимут. Надоело.
– Ты и с доктором поделился своими ожиданиями?
– Само собой.
– И он предложил тебе подскочить в психушку?
– Почти.
– Ты каким то образом выразил свое разочарование?
– Обычным матерным – не сдержался.
– А он?
– Ответил. Мне до этого молокососа в белом халате расти и расти. |