— Вы так скоро должны уходить? — спросил Карг.

— Боюсь, что так.

Эмори выбрался из кресла, и инопланетянин провел его по извилистому коридору к лифту и проводил, пробормотав выражение благодарности. Через полминуты Эмори уже оказался на улице.

Было около пяти, людские толпы вытекали из офисных зданий, собираясь уезжать домой. Какой-то нищий пошел по широкому проспекту прямо к Эмори, хромая на ярком хромированном протезе, его левая нога заканчивалась точно выше колена.

— Не дадите немного денег для нуждающегося человека, доктор?

Нищий глядел Эмори прямо в глаза. Над их головами со свистом проносились машины, развозя по домам жителей пригородов. Голос нищего был глубоким и резонирующим, Эмори понравился его тембр.

— Раньше я был актером, — сказал нищий. — Я играл в пьесах. Я потерял ногу в тюрьме, где сидел за отклонение от правил. Мои сокамерники устроили мне розыгрыш, который удался лучше, чем они рассчитывали. Так вы можете дать мне доллар, доктор?

— А вы не боитесь показывать всем, что вы девиационист! — сказал Эмори. — Из-за этого можете потерять и вторую ногу.

— Я не говорю это всем подряд. Но вы другое дело. Я могу это определить по глазам. Так у вас найдется для меня доллар?

Эмори улыбнулся, достал бумажник и вынул из него пять свежих пластиковых банкнот.

— Вот, держите, — сказал он. — Милость от «Трансконтинентального Телевидео».

— Но ведь это двадцать долларов, мистер! Целых двадцать долларов!

— Я знаю, — сказал Эмори и пошел по гудящей, оживленной улице, ища местечко, где бы поесть и провести три часа, оставшиеся до репетиции.

Оглянувшись, он увидел, что нищий улыбается ему вслед, сжимая в руке банкноты Эмори.

Вы можете купить душу человека, подумал Эмори, за пригоршню двадцатидолларовых бумажек.

Усталый и удрученный он увидел на углу терминал, снял с карточки наличные и с отвращением в ближайшем кафе поужинал блинами из морских водорослей, которые оказались несвежими и недоваренными, запивая их чуть-чуть теплым кофейным напитком из грязной чашки. Когда он сваливал грязную посуду на конвейер, то мельком увидел лицо, отражающиеся в металлическом столбе, лицо, бледное и блестящее от пота.

Следующий день был субботой. Эмори, мучаясь от своей черствости, позвонил Ноерсу после полудня. Писатель оказался дома. Он смотрел с экрана на Эмори со слабой улыбкой, кривившей его губы, как будто он был самодовольно удовлетворен чем-то, о чем Эмори понятия не имел.

— Вы знаете, почему я звоню, не так ли? — сказал Эмори.

— Вы хотели увидеть эспера. Ок, Джон, я устрою вам встречу на завтра в три тридцать. Хэдэфилд будет вас ждать у себя дома.

— Где это?

— На Острове, — сказал Ноерс. — Лучше возьмите оружие. Я встречу вас на Острове на станции возле автострады. Ровно в два тридцать.

Ноерс, как всегда, пришел точно в срок. Эмори добрался до изогнутого гласситового пузыря, который и был станцией Острова, в два двадцать девять, если верить горящим на главной башне радиочасам, А Ноерс был уже там, его худощавое лицо нервно подергивалось, он, ссутулившись в зале ожидания, постукивал ногой по полу.

— На Уровне Четыре нас ждет такси, — сказал Ноерс. — Оно отвезет вас до Левитиауна. Хэдэфилд живет немного дальше, но это по другую сторону путей, и машина туда не пройдет. Вы вооружены?

Эмори кивнул на выпуклость под мышкой.

— У меня эта штука уже много лет, но я никогда ей не пользовался и надеюсь, сегодня ничего не изменится.

— Никогда не знаешь заранее, — сказал Ноерс.

На Уровне Четыре их действительно ждало такси, как и сказал Ноерс, турбоэлектрический двигатель машины нетерпеливо пульсировал.