Часами я валяюсь, как тюлень,

 и делать неохота ничего,

 в доставшихся мне генах спала лень

 задолго до зачатья моего.

Цветение, зенит, апофеоз –

 обычно забывают про истоки,

 в которых непременно был навоз,

 отдавший им живительные соки.

Товарищ, верь: взойдёт она,

 и будет свет в небесной выси:

 какое счастье, что луна

 от человеков не зависит!

О, как смущен бывает разум

 лихим соблазном расквитаться

 со всеми трудностями сразу,

 уйдя без писем и квитанций.

В сумерках закатного сознания

 гаснет испаряющийся день,

 бережно хранят воспоминания

 эхо, отражение и тень.

Жил на ветру или теплично,

 жил, как бурьян, или полезно –

 к земным заслугам безразлична

 всеуравнительная бездна.

С азартом жить на свете так опасно,

 любые так рискованны пути,

 что понял я однажды очень ясно:

 живым из этой жизни – не уйти.

Когда последняя усталость

 мой день разрежет поперёк,

 я ощутить успею жалость

 ко всем, кто зря себя берёг.

Сегодня настроение осеннее,

 как будто истощился дух мой весь,

 но если после смерти воскресение –

 не сказка, то хочу очнуться здесь.

В этой жизни, шальной и летящей,

 мало пил я с друзьями в пивных,

 но надеюсь, что видеться чаще

 нам достанется в жизнях иных.

Решит, конечно, высшая инстанция –

 куда я после смерти попаду,

 но книги – безусловная квитанция

 на личную в аду сковороду.

А жаль, что на моей печальной тризне,

 припомнив легкомыслие моё,

 все станут говорить об оптимизме

 и молча буду слушать я враньё.

Струны натянувши на гитары,

 чувствуя горенье и напор,

 обо мне напишут мемуары

 те, кого не видел я в упор.

От воздуха помолодев,

 как ожидала и хотела,

 душа взлетает, похудев

 на вес оставленного тела.

Нам после смерти было б весело

 поговорить о днях текущих,

 но будем только мхом и плесенью

 всего скорей мы в райских кущах.

 6

Улучшить человека невозможно,

 и мы великолепны безнадёжно

Угрюмый опыт долгих лет

 врастанья в темноту –

 моей души спинной хребет,

 горбатый на свету.

Я живу, никого не виня,

 не взывая к судам и расплатам,

 много судей везде без меня,

 и достойнее быть адвокатом.

Есть сутки – не выдумать гаже,

 дурней, непробудней, темней,

 а жизнь продолжается – даже

 сквозь наши рыданья над ней.

Вампиров, упырей и вурдалаков

 я вижу часто в комнате жилой,

 и вкус у них повсюду одинаков:

 душевное тепло и дух живой.