Более того, это избавляет их от множества бед. Нет ни семейных драм, ни проблем треугольника, ни драки за самку. Может быть, они лишились некоторых развлечений, но зато добились мирной жизни.
А раз пола не существует, такие, как Цита, были всеобщими матерями. Более чем матерями. Цита была сразу и отцом и матерью, инкубатором, учителем и, может, выполняла еще множество ролей одновременно.
Это разумно со многих точек зрения. Естественный отбор здесь исчезает, экология в значительной степени находится под контролем, даже мутации могут быть направленными, а не случайными.
И все это ведет к всепланетному единству, неизвестному ни на одном из иных миров. Все здесь друг другу родственники. На этой планете человек, как и любой другой пришелец, должен научиться вести себя очень вежливо. Ибо нет ничего невероятного, что в случае кризиса или острого столкновения интересов ты можешь оказаться лицом к лицу с планетой, на которой все формы жизни объединятся против пришельца».
Маленькие зверюшки сдались, они вернулись на свои места, облепили пульсирующий фиолетовый индюшачий скелет, и Цита вновь обрела первоначальную форму. «Как будто все ее мышцы, ткани, нервы и кровеносные сосуды после короткого отдыха вновь воссоздали зверя»,— подумал Дункан.
— Господин, что нам теперь делать? — спросила Цита.
— Это тебе следовало бы знать,— ответил Дункан,— Ты же вырыла эту ловушку.
— Я разделилась,— сказала Цита,— Часть меня рыла яму, а часть оставалась наверху и вытащила меня из ямы.
— Удобно,— согласился Дункан.
И это в самом деле было удобно. Так было с Цитой и тогда, когда он в нее стрелял,— она рассыпалась на составные части и разбегалась. А ночью у водоема она следила за ним, спрятавшись по частям в густом кустарнике.
— Мы оба в ловушке,— сказала Цита,— Мы оба здесь умрем. Так и кончится наша встреча. Ты со мной согласен?
— Я тебя вытащу,— сказал Дункан устало.— Я с детьми не воюю.
Он подтянул к себе ружье и отстегнул ремень от ствола. Затем осторожно, держа за свободный конец ремня, опустил ружье в яму.
Цита приподнялась и вцепилась в ствол передними лапами.
— Осторожнее,— предупредил Дункан,— Ты тяжелая. Я не уверен, что удержу тебя.
Но он зря волновался. Малыши отделились от тела Циты и быстро карабкались по ружью и ремню. Они добирались до его вытянутых рук и взбирались по ним, цепляясь ноготками. Маленькие крикуны, комичные ходульники, кусачие дьяволы ростом с мышь, которые скалились на Дункана на ходу. И миниатюрные улыбающиеся человечки — не младенцы, не дети, а маленькие копии взрослых гуманоидов. И зловещие донованчики, шустро перебирающие ногами.
Они взбирались по рукам, бежали по плечам и толпились на земле рядом с ним, поджидая остальных.
И наконец сама Цита — правда, не один скелет, но Цита, сильно уменьшившаяся в размерах,— неуклюже вскарабкалась по ружью и ремню и оказалась в безопасности.
Дункан вытащил ружье и сел.
Цита на глазах собиралась воедино.
Он, как зачарованный, следил за тем, как суетливые миниатюрные существа планеты шевелились, словно рой пчел, стараясь занять положенное место и составить единое существо.
И вот Цита была восстановлена. Все-таки она была невелика, совсем невелика — не больше льва.
«Она ж еще такая маленькая,— спорил с ним Зиккара на ферме.— Такая молодая!»
Совсем еще ясли, компания сосунков, если только их так можно назвать. Месяцами и годами Цита будет расти по мере того, как будут расти ее разные дети, пока не превратится в громадное чудовище. Цита стояла, глядя на Дункана и на дерево.
— А теперь, если ты оттолкнешь дерево, мы будем квиты,— сказал Дункан. |