Изменить размер шрифта - +

— Не помню.

— Потому что не хочешь помнить. Отпусти мой рукав, Джейн. Ты умная, способная, я же приучила тебя думать самостоятельно.

— И говорить с тобой.

— Мы и поговорим. Завтра.

В младенчестве она брала меня с собой всюду, но только я немного подросла, она стала оставлять меня одну, ведь моя мать — очень занятая женщина, она специалист в парфюмерии и знаток драгоценных камней, она теолог и оратор — может читать лекции в аудитории любого уровня. И когда она уходила от меня, я никогда не могла сдержать слез. А теперь и подавно.

— Ступай, Джейн, — сказала мать, целуя меня в лоб. — Тебе нужно принять ванну, одеться и накраситься. Позвони Джейсону или Дэвидиду, ты тоже можешь пойти к кому-нибудь на обед.

— Дэвидид на экваторе.

— Да ну! Надеюсь, его предупредили, что там бывает жарко.

— Закопался по уши в свой ил, — сказала я, выходя вместе с матерью из комнаты. — Знаешь, мама, я, наверное, лучше лягу спать.

— Это уже тревожно, — мать взглянула на меня, держа длинный бирюзовый ноготь на кнопке лифта. — Дорогая, пока ты не завела себе любовника, ты регулярно мастурбируешь, как я тебе советовала?

Я покраснела, хотя прекрасно понимала, что краснеть в данном случае глупо.

— Ну… да.

— Твой физический тип свидетельствует о высоком сексуальном развитии, но тело должно познать само себя. Ты это понимаешь?

— Ну… да.

— До свидания, дорогая, — сказала мать, когда лифт, словно клетка с павлином, начал опускаться вниз.

— До свидания, мама.

В наступившей тишине я смогла уловить лишь шум белого шевроле, отъехавшего от стальных опор. Можно было видеть мерцание его огоньков, когда он уносился в темноту.

Я заснула прямо в ванне. Разбудил меня звонок видеотелефона, стоявшего здесь же, в ванной комнате. Я отключила изображение и сняла трубку. Это была Египтия.

— Джейн! Джейн! Меня приняли! Судя по шуму, звонила она с вечеринки.

— Куда? — не поняла я спросонья.

— Не глупи. Труппа театра Конкордасис. Я им понравилась. Как будто мы всегда друг друга знали. Я уже заплатила взнос, и закатила вечеринку в «Садах Вавилона». Шикарная вечеринка. Шампанское льется рекой прямо на веранду.

Я вспомнила совет матери.

— Может, мне присоединиться?

— Ну… — голос Египтии сразу стал сдержаннее. Я не хотела никуда идти. Ванна остыла, настроение подавленное, но мать считала, что так будет лучше.

— Видишь ли, по правде говоря, эта вечеринка не в твоем вкусе, заговорила Египтия.

Тем более я должна пойти. Почему Египтия зовет меня только тогда, когда это нужно ей? Стыдится она меня, что ли? Что-то заставило меня сказать самой себе: «Я так не согласна. Я не могу оставаться одна.»

Иногда я добиваюсь желаемого, подражая голосу и интонациям Египтии. Я поняла, что раньше делала это интуитивно, бессознательно, а теперь намеренно. Я не хотела идти на вечеринку, но не желала и сидеть в одиночестве.

— Мне так плохо, Египтия. Тот человек на Большой лестнице меня так расстроил, что я не могла пойти с тобой. Я боялась за тебя.

— Да, — вздохнула Египтия. Я представила, как она закатила глаза, вновь переживая все это.

— Египтия, я хочу прийти на вечеринку и увидеть тебя. Убедиться, что ты счастлива. Что с тобой все в порядке.

— Я в третьем ярусе, под одним из навесов…

Наверное, Египтия оплачивает вечеринку, вся эта труппа гуляет за ее счет, она ведь сейчас в состоянии эйфории.

Быстрый переход