На самом же деле, им так, похоже, понравилось в Новой Зеландии, что они решили остаться там ещё на несколько деньков. По возвращении в Англию, охрана их будет весьма впечатляющей. Можно сказать, что в ближайшие несколько месяцев через их охрану не прорваться.
Маккини фыркнул.
– Нет такой охраны, чтобы уж совсем нельзя было через неё прорваться. И мы уже доказывали это.
– Майкл, мы же не собираемся убивать их. Это‑то любой дурак может сделать, – сказал Кевин тоном терпеливого наставника. – Наша цель – взять их живьём.
– Но…
«Неужели они никогда не усвоят?» – подумал О'Доннелл.
– Никаких «но», Майкл. Если бы я хотел их смерти, они уже были бы мертвы, а вместе с ними и этот ублюдок Райан. Убить легко, но тогда мы не получим того, чего хотим.
– Так точно, сэр, – кивнул Маккини. – А Син?
– Ещё недели две он пробудет в брикстонской тюрьме – наши друзья из С‑13 пока хотят, чтобы он был у них под рукой.
– Означает ли это, что Син…
– Маловероятно, – перебил его О'Доннелл. – Так или иначе, я полагаю, что Организация сильнее с ним, нежели без него, не так ли?
– Но как мы узнаем?
– Нашим товарищем интересуются на очень высоком уровне, – сказал О'Доннелл многозначительно.
Маккини задумчиво кивнул, стараясь не показать раздражение тем, что командир не хочет сообщать ему, начальнику разведки, о том, кто его информирует. Он понимал всю важность поступающей информации, но что это за источник – было величайшим секретом АОО. Ну что же, справился он с раздражением, у него тоже есть свои источники информации, и он день ото дня все более овладевает искусством использования их. Необходимость слишком долго готовиться к действиям угнетала его, но он был вынужден признать – правда, сперва не очень охотно, – что успех ряда сложнейших операций был обеспечен именно тщательной подготовкой. Одна из операций, проведённая без соответствующей подготовки, закончилась для него пребыванием в блоке Эйч тюрьмы в Лонг‑Кеше. И он извлёк из этого должный урок: революции нужны более умелые люди. И за неэффективность Временной группировки Ирландской освободительной армии он возненавидел её руководство даже больше, чем британскую армию.
Революционеру сплошь и рядом приходится больше опасаться друзей, чем врагов.
– Есть что‑нибудь новенькое о наших коллегах? – спросил его О'Доннелл.
– Кое‑что есть, – ответил Маккини, просветлев. «Нашими коллегами» была Временная группировка Ирландской освободительной армии.
– Одна из ячеек белфастской бригады собирается послезавтра навестить одну пивную. Туда зачастили парни из Добровольческих сил Ольстера. Не шибко‑то умно с их стороны…
– Полагаю, мы это можем пропустить, – рассудил О'Доннелл. Конечно, это будет бомба – погибнут несколько человек, в том числе и кто‑то из Добровольческих сил. Эти силы он считал реакционной организацией правящей буржуазии, а в сущности – головорезами, поскольку у них не было никакой идеологии. Так что, если кое‑кого из них убьют, это хорошо, но, право, достаточно было бы парочки‑другой выстрелов, поскольку после этого парни из ДСО все равно прокрадутся в католические кварталы и пристрелят кого‑нибудь на улице. И детективы из королевской полиции начнут следствие, но, как всегда, все будут утверждать, что ничего не видели, и в результате католические районы будут по‑прежнему пребывать в состоянии революционного брожения. Ненависть это ценное достояние. Для Дела она даже важнее страха.
– Что‑нибудь ещё? – спросил он.
– Снова исчезла из поля зрения Двайер, специалистка по изготовлению бомб, – сказал Маккини. |