«И если будете жить в любви друг к другу, Бог будет с вами и покорит вам врагов ваших», — это уже завещание Ярослава Мудрого. Своих сыновей он призывает друг друга любить, опять же, возвышенно. Именно в таком контексте — без всякого намека на эротику — и применяли слово «любовь» на Руси.

Не было на Руси также и любовной литературы вроде легенды о Тристане и Изольде. Да и отношений интимных тоже не должно было быть: у образцовых супругов из русской литературы «брак… да будет честен и ложе непорочно», «в браке целомудренно жили, помышляя о своем спасении… Плоти своей не угождали, соблюдая тело свое после брака непричастным греху». Как пишет историк Николай Костомаров (1817–1885), «безбрачная жизнь признавалась самой церковью выше брачной и семейной». Неудивительно, что о женщинах в древнерусской литературе писали будто бы женоненавистники, считавшие их источником и главными виновницами всех грехов. Вот «Слово Даниила Заточника» XIII века: «злая жена» — это «приют ненадежный, бесчинница бесовская. <…> В миру — мятеж, ослепление уму, источник всякой злобы; в церкви — таможня бесовская: греху — пособница, спасению — преграда». И даже в русских былинах женщины, как правило, коварные предательницы, отвлекающие богатырей от защиты Родины. Ну а если богатырь все ж встретил женщину, например поляницу, то на счастливый финал в их отношениях надежды немного. Никаких там «женились, жили счастливо» и так далее.

Лишь в XVI веке, во времена Ивана Грозного, появляется первое русское произведение, посвященное взаимоотношениям мужчины и женщины, — «Повесть о Петре и Февронии». Подробности их весьма необычного знакомства мы расскажем в , здесь же важно заметить, что Петр и Феврония — это вовсе не русские Тристан и Изольда, и в их случае о любви, а уж тем более о любви телесной и речи быть не может!

Все это даже привело некоторых исследователей к весьма неутешительным выводам по поводу славян: те, кто создавал русскую средневековую литературу, под любовью понимали «гамму эмоций, которая была синонимична привязанности, благосклонности, миру, согласию», причем не между супругами, а между родственниками вообще. Никакого «чувственного оттенка» к ней не примешивалось, поскольку духовное преобладало над плотским. И такое положение дел сохранялось «не только в раннее Новое время, но и несколько столетий спустя».

Но ведь что-то чувственное между мужчиной и женщиной все же было? Не может, чтобы на протяжении тысячелетий наши предки оставались этакими лишенными чувств роботами, способными лишь выполнять программу «Плодитесь и размножайтесь»?

Глава 8. Любовь жалейная

Вы скажете: неужели же в Древней Руси вообще не любили друг друга в привычном нам смысле? Конечно, любили; проблема в том, что о чувствах древних русичей мы можем узнать лишь из произведений древнерусской литературы, а тексты эти писали не любовники, а моралисты, осуждавшие любовь как грех. Вот только страсти прорывались на страницы, несмотря ни на что! Как эмоционально звучит вот это признание:

И рече мужу своему: «Господине мой и свете очию моею! Азъ на тя не могу зрети. Егда глаголеши ко мне, тогда взираю и обумираю, и въздеръжат ми вся уды тела моего, и поничю на землю».