В случае необходимости ребенка можно было и убить. «Бог дал — Бог взял», — равнодушно констатировали наши предки смерть детей. Николай Карамзин писал, что русские язычники при большом семействе убивали девочек, но обязаны были сохранять жизнь сына. В Житии Оттона Бамбергского отмечается, что у поморских славян есть обычай убивать девочек и что «ужасно это — нельзя выразить словами: даже дикие звери не поступают так с детенышами своими». Славяне объясняли, что некоторых девочек убивали, «чтобы удобнее присматривать и заботиться о других».
К сожалению, мы не можем на основании имеющихся свидетельств — письменных и археологических — установить, как на самом деле наши предки относились к детям, насколько широко было распространено детоубийство и каралось ли оно как-либо. С принятием христианства — точнее, с появлением записанных законов — убийство ребенка (в том числе нерожденного, то есть аборт) определяется как грех и попадает в ведение церкви. В уставах князя Владимира и Ярослава Мудрого регламентируется наказание:
Тако же и женка без своего мужа или при мужи дитяти добудеть, да погубить, или в свиньи ввержетъ, или утопить, обличивши, пояти (и) в дом церковный, а чим ю паки род окупить.
То есть женщину следовало отправить в «церковный дом», чтобы она там отбывала покаяние, пока ее не выкупят родичи.
Лишь в XVII веке детоубийство окончательно становится уголовным преступлением. В Соборном уложении (1649) отмечается: «А будет отец или мати сына или дочь убиет до смерти, и их за то посадить в тюрму на год, а отсидев в тюрме год, приходити им к церкви Божии, и у церкви Божии объявляти тот свой грех всем людем вслух. А смертию отца и матери за сына и за дочь не казнити».
Мнение, что на Руси девочек убивали чаще, чем мальчиков, бытовало долго, однако в действительности это заблуждение. Во-первых, известно о семьях со множеством дочерей, а во-вторых, на Руси имела широкое распространение практика удочерять или брать на воспитание девочек, а значит, девочки во всех слоях русского общества были желанны.
* * *
К XVII веку на Руси брачного возраста девушки достигали в 12 лет, а юноши — в 15 лет. Но были и исключения: князь Юрий Долгорукий, например, женился на девочке 11 лет. Вступали в брак в юном возрасте обычно представители высших сословий. Так, чтобы достичь своих политических целей, могли совсем маленького ребенка выдать замуж («младу сущу, осьми лет») или «оженить» (будущий царь всея Руси Иван III был «опутан красною девицею пяти лет от роду» в семилетнем возрасте).
<sup>Федор Солнцев. Женщина Вологодской губернии. 1820–1869. Альбом иллюстраций «Одежды Русского государства» / The New York Public Library Digital Collection</sup>
Но во все эпохи превращение девочки в девушку знаменовали месячные. Сведений о том, что думало древнерусское общество об этом деликатном вопросе, к сожалению, нет, но этнографический материал XIX — начала XX века может в какой-то мере компенсировать их отсутствие. До последнего времени в России еще сохранялся обряд, которым, как считают ученые, с давних пор отмечали переход девочки из одной возрастной категории в другую. Но если в начале XIX века его участницами были девушки 15–17 лет, то в древности он, скорее всего, совершался над девочками после первой менструации. Это обряд вскакивания (впрыгивания) в понёву. Вот как его описывает историк и филолог Андрей Глаголев (1793–1844):
Обряд же надевания понёвы совершается в день именин девки, в присутствии всей родни ее. В это время именинница становится обыкновенно на лавку и начинает ходить из одного угла в другой. Мать ее, держа в руках открытую понёву, следует за нею подле лавки и приговаривает: «Вскоци дитетко, вскоци милое»; а дочь каждый раз на такое приветствие сурово отвечает: «Хоцу вскоцу, хоцу не вскоцу». |