|
Мне кажется, что меня шатает и я вот-вот упаду. Еще немного - и я обращусь к какому-нибудь прохожему: - Мсье. Не могли бы вы проводить меня домой? Мне нехорошо. Все это тебе известно, и ты часто утверждал, что это мои домыслы. Доктор Вине тоже так считал, но все же прописал мне болеутоляющее. Если у меня какая-то болезнь, почему же мне этого не говорят? Возможно, это развеяло бы тревогу, в которой я живу. Да, кстати, здесь в Париже я в десять раз больше ходила пешком, чем делаю это в Лозанне, и я не почувствовала усталости. Сейчас, когда я тебе пишу, у меня не болит голова. У меня ничего не болит, и я могла бы писать тебе не один час. Кажется, мне еще так много надо сказать. Очень скоро я уже не буду больше говорить. Общение с себе подобными окончательно прервется. С себе подобными? Надеюсь - желая им добра, - что они на меня не походят. Вероятно, я не единственный образчик данной разновидности, но другие нам неизвестны. Ладно! Мне надо решиться расстаться с тобой. По-моему, в последний момент я буду думать именно о тебе. Ты тоже вспоминай обо мне иногда, хорошо? Мне бы хотелось оказаться сейчас рядом с тобой и чтобы ты крепко прижал меня к своей груди, рассеянно гладя меня по голове, как ты порой это делаешь. Видишь, я уношу с собой хорошие воспоминания. Я не перечитываю то, что написала. Извини за ошибки и повторы, если они есть. А также извини за прожженное сигаретой пятно. Если доктор Вине заговорит с тобой обо мне, скажи ему, что я дошла до трех пачек сигарет в день и постепенно пристрастилась к джину. Чао! Крепко-крепко целую тебя. Прощай, старина Боб. Твоя Одиль". Какое-то время она сидела, глядя в пустоту, затем добавила ниже своей подписи: "Р.S. Так же как и в случае с первым, прошу тебя не показывать это письмо папе и маме. Мне бы хотелось, чтобы все, что там говорится, осталось между нами, и чтобы никто другой этого не знал. Спасибо". Она написала на конверте фамилию брата, а на месте адреса указала отель "Меркатор" на улице Гей-Люссака. Затем добавила: "Срочное". Она порылась у себя в сумке, достала оттуда мелочь и положила ее на письмо. Затем вспомнила, что еще не заплатила за номер. "Мадам, Прошу извинить меня за причиненное Вам беспокойство. Двести франков пойдут на оплату гостиничного номера и понесенных Вами расходов. Вы были очень любезны, и я Вам благодарна за это". Она положила под эту записку две банкноты и встала. Она закончила. Затем подошла к окну, из которого ей была видна улица - чуть в дымке из-за муслиновых занавесок. Такой же-с теми же звуками, с теми же человечками на тротуарах - будет эта улица и завтра, и послезавтра, и еще многие многие годы. Она закурила сигарету и твердым шагом направилась в ванную комнату, там она перелезла через край ванны. Ей пришлось оттуда вылезти, так как она забыла на столике лезвия. Она взяла одно из них, села в воду и вытянула ноги. Дым от сигареты лез в глаза, заставляя ее моргать. Ей не было страшно. Она сохраняла спокойствие. Еще раньше она пообещала себе принять на всякий случай две-три таблетки снотворного, но они ей были не нужны. Она нашла вену у себя на запястье и сделала бритвой длинный надрез. |
