Рэйни любила эти горы. Она здесь выросла — в тени высоких, как башни, елей, на скалистом побережье. Она верила, что природа внушает благоговение, что в ее присутствии простые смертные трепещут. Когда Рэйни была счастлива, она шла в лес. Когда переживала, боялась, волновалась или радовалась, тоже всегда шла в лес.

Если у Рэйни была депрессия, она сидела в своей темной спальне, свернувшись клубочком, — Куинси это хорошо знал.

Кинкейд включил мигалку. Он сбавил скорость и казался погруженным в собственные мысли.

Когда пришло письмо, дело наконец обрело какую-то форму и Кинкейд нащупал почву под ногами. Теперь у него был противник. Ему бросили вызов. Он получил письмо, содержащее массу зацепок и логических задачек. Кинкейд мог теперь говорить по телефону, как генерал, выстраивающий войска в боевом порядке.

Куинси, наоборот, чувствовал, что начинает терять уверенность. Он был хорошо знаком с самыми разными преступлениями и лучше, чем кто бы то ни было, знал, к чему они порой приводят. И все равно он до сих пор не мог избавиться от ощущения некой иррациональности происходящего. Рэйни была опытна. Рэйни была сильна. Конечно, его беспокоило то, что она выпивала. Как беспокоило и состояние ее рассудка. Но он никогда не думал, что преступник может нанести ей физическое увечье.

И теперь, как бывало уже не раз, Куинси пожалел, что он агент ФБР. Он хотел бы быть инженером, учителем математики или даже фермером. Потому что тогда он был бы просто человеком, просто обеспокоенным мужем. И он утешился бы тем, что у него есть десять тысяч долларов, — да он заплатил бы в сто раз больше, лишь бы Рэйни вернулась к нему живая и невредимая.

Куинси говорил себе, что все будет хорошо. Твердил, что это всего лишь небольшая неприятность и уже через несколько часов он снова увидит жену.

Хотел бы он забыть о статистике — о том, что большинство похищений заканчиваются обнаружением трупа жертвы.

Кинкейд повернул, и вскоре передними замаячил Тилламукский музей воздухоплавания.

При нормальной погоде его трудно было не заметить. Устроенный в ангаре времен Второй мировой войны, этот музей считался самым большим деревянным сооружением во всем мире. Пятнадцать этажей, целых семь акров площади.

Они с Рэйни однажды были здесь вдвоем. Тогда Рэйни задумчиво посмотрела на него и сказала: «Знаешь, это отличное место, чтобы спрятать труп».

Ангар был частью военно-морской базы. Хотя тилламукскую базу расформировали в 1948 году, она по-прежнему выглядела внушительно. Приземистые длинные казармы, обширные тренировочные площадки, лабиринт дорожек на территории.

Помимо музея воздухоплавания здесь размещалась какая-то авиакомпания. А по соседству находилась тюрьма с увитыми колючей проволокой стенами и сторожевыми вышками.

Обжитой, но не слишком людный район. Учитывая то, что к музею постоянно подъезжают туристы, незнакомец никому не покажется подозрительным. Куинси убедился: даже после закрытия любой человек может беспрепятственно пройти по территории — особенно если он знает, что делает. Другими словами, это было идеальное место для противозаконных действий.

Следуя карте, они круто свернули направо, не доезжая музея, и оказались перед маленьким кладбищем, расположенным в центре обширной лужайки.

— Это католическое кладбище, — заметил Кинкейд, когда они оба вылезли из машины. — Может быть, у нашего Эн-Эс с этим проблемы?

— У нас у всех с этим проблемы, — отозвался Куинси и придвинулся, чтобы взглянуть на карту.

На то, чтобы соотнести примитивный рисунок с местностью, ушло некоторое время. Справа было нарисовано дерево, рядом с ним — куст. Никаких ориентиров — а деревьев и кустарников на кладбище росло в изобилии, и друг от друга они в принципе ничем не отличались.