— Ай, матушка!

— Сыночка, кровиночка! Поди ж ты сюда, я тебя обниму, золотце мое ненаглядное!

Зельда, ничуть не изменившаяся с нашей последней встречи, стиснула Лайзо в крепких материнских объятиях, расцеловала в обе щеки и засмеялась. Я отвела взгляд. Смотреть на воссоединение семейства было неловко — слишком счастливы, слишком легко показывают это, не стесняясь случайных свидетелей. Не то что в знатных родах, где матери в присутствии посторонних зачастую приветствуют сыновей кивком, дежурной улыбкой и суховато-обвиняющим: «Мы ждали вас, лорд Хюстон, проходите, прошу».

— Я не один пришел, матушка, — Лайзо все так же светло улыбаясь, протянул руку к нам. — Илоро к нам заглянул на огонек, кой-чего у тебя спросить хочет. И вот леди Виржиния, хозяйка моя.

— Хозяйка, значит? — ревниво переспросила Зельда, прищуриваясь.

— Нанимательница, — подтвердила я невозмутимо, про себя отмечая, что Эллис, попав в этот дом, вновь стал «Илоро». Обычно Лайзо его называл настоящим именем, а не прозвищем. — Прошу прощения за неурочный визит, я полагала, что мистер Маноле предупредит вас о прибытии…

— Зельда, красавица, не подыщешь для леди каких-нибудь травок укрепляющих? — бесцеремонно перебил меня Эллис, ужом проскользнул к гадалке и с ловкостью придворного ловеласа завладел ее ладонью. — Не в службу, а в дружбу? — и, улыбнувшись, запечатлел на смуглой руке поцелуй.

— Ой, Илоро, ой, хитрец, — Зельда расцвела. — Опять за старое! Ладно, посмотрю я, что твоей графине продать. А что с нею такое опять приключилось?

— Сны дурные, волнения, слабость, — начал было перечислять Лайзо, но, наткнувшись на мой ледяной взгляд, быстро умолк: — Матушка, да что сразу о деле говорить! Вот бы ты спервоначала нас накормила, напоила…

— Спать уложила, — со смехом продолжила гадалка. — Ну да шутки шутками, а ты дело говоришь. Идите-ка за мной, золотые мои, а то пироги стынут.

Сегодня Зельда, кажется, была дружелюбней, чем в прошлый раз. Я ожидала прямо противоположного поведения, помня о том, как Лайзо подставился из-за меня под пулю. Какая мать будет радушно относиться человеку, из-за которого ее сын едва не погиб!

Но то ли Лайзо утаил некоторые подробности своей службы на благо Эверсанов, то ли наоборот, расписал ее в слишком светлых тонах, но Зельда смотрела на меня тепло. Правда, мелькало иногда в глазах гадалки странное выражение, будто бы она хотела спросить что-то, но не решалась, и в место этого говорила с нарочитой ворчливостью:

— Ай, а графиня наша, никак, пирогом моим брезгует? И зря, хороший пирог, с потрохами…

Или, к примеру:

— Что, не любо пить-есть, ежели не с фарфору да не серебром?

Насчет «фарфора и серебра» она, конечно, немного перегибала палку. Посуда, без спору, была в этом доме не такой, как в особняке Валтеров, но все же очень и очень неплохой: никаких деревянных мисок или жестяных кружек; к «чаю» — душистому травяному отвару — полагался самый настоящий сервиз. Не чжэнский фарфор — но аксонская традиционная керамика. Да и вообще, приглядевшись к обстановке, я стала замечать, что семейство Маноле отнюдь не бедствовало. Занавеси, ковры, безделушки на полках, столовые приборы, вышитая скатерть… Много было аляповатого, безвкусного и самодельного, но ветхих или грязных вещей почти не встречалось. Да и те казались, скорее, гостями из прошлого, сувенирами из прежних, голодных времен, чем предметами острой необходимости.

Невольно я задумалась. Если Лайзо и впрямь был мошенником высшего класса и промышлял так не один год, то наверняка доход у него был солидный. Судя по оговоркам Эллиса, руки талантливого гипси знавали огромные по меркам простых бромлинцев суммы — тысяча хайрейнов, две…Так куда же девались потом эти деньги? Похоже, что некоторую часть доходов Лайзо относил домой и отдавал матери.